И мысли юноши невольно опять вернулись к гасконцу.
Всё-таки интересно, как бы тот отреагировал, если бы Жак заявил ему о своих желаниях?
Возможно, снова напомнил бы, что вся эта история – не что иное, как ошибка.
А возможно, воспользовался бы ситуацией. Как после того разговора в «Сосновой шишке».
Их первая близость моментально всплыла в памяти во всех своих неприглядных подробностях.
Желание тут же ушло.
А вместо этого накатила дикая злость.
Вот и расслабился.
Твою мать…
Кадет подтянул кое-как штаны и сел, принялся тереть виски.
– Д’Эстурвиль, – сонным голосом сказал в этот момент де Террид, – ну что вы всё крутитесь и не спите?
– Простите, – Жак постарался ответить спокойно: вот чёрт, интересно, когда тот проснулся?
Его приятель вздохнул:
– И что, собственно, не даёт вам покоя? Только не говорите мне, что вы опять думаете о нашем лейтенанте… а то я не пойму вас.
Молодой человек невольно засмеялся: а ведь Жан даже не подозревает, что попал в точку!
– Чем ближе мы к Ла-Рошели, тем тревожней у меня на душе. Такое объяснение вам понятно?
– М-м-м, – задумчиво произнёс де Террид. – А мне кажется, вы врёте, сударь. Ну, кто она? Признавайтесь.
С минуту д’Эстурвиль молчал, борясь с желанием выговориться, пусть хоть частично, но потом всё-таки взял себя в руки:
– Не обижайтесь, шевалье, но это… слишком личное.
– Ого! – Жан даже приподнялся на своей охапке соломы. – Что, всё настолько серьёзно? Или… бесперспективно?
– Боюсь, и то, и другое, – Жак взглянул за окно, где уже серел скорый летний рассвет. – Ладно, мой друг, досыпайте, пока есть возможность. И уж простите, что разбудил вас. А я пойду во двор, потому что уже всё равно не засну.
– Не вешайте нос, – де Террид ободряюще улыбнулся ему, а потом улёгся обратно, натянул плащ до самых глаз. – Вот попомните моё слово: возьмём Ла-Рошель, вы вернётесь героем, и ваша строптивая пассия сменит гнев на милость.
Д’Эстурвиль ощутил, как от этих простых, но искренних слов на душе невольно становится легче.
– Спасибо, – ответил он и вышел.
…
Однако стоило ему оказаться во дворе, как он понял, что восстановить душевное равновесие всё-таки не удастся.
Потому что неподалёку от сарая, где ночевали кадеты, на поваленном бревне сидел д’Артаньян и просматривал какие-то бумаги. Несмотря на утреннюю свежесть, он был в одной рубашке – только поверх наброшен камзол, – волосы рассыпались по плечам, и гасконец время от времени нетерпеливо сдувал особенно непослушные пряди, которые падали ему на глаза.
И седины в этих прядях стало намного больше, чем до поездки лейтенанта в Гасконь – а может, это Жаку просто показалось?
Молодой человек остановился неподалёку, потому что не был уверен, стоит ли подходить, однако гасконец при звуке шагов тотчас