– Деда, а к кому городские приехали? – старик не посмотрел на мальчика, а уставился на старшего. Август, не успевший цыкнуть брату, упорно заработал ложкой. – Я тут девочку в лесу видел, блондинку, точно не из наших, – он спешно встал, не доев, и вышел. Моргнув пару раз, различил в темноте дорогу к будке и счистил кости и вареную шкуру в миску псу. Хотел проверить воду, но из буды донеслось глухое рычание, так что подросток вернулся на кухню, где с ведра набрал воды в чайник. Сковырнул пару жирных бляшек с расписанного хохломой бока.
– Сядь, чего стоишь.
– Ага, сейчас, – Август подергал отросшие прядки на затылке и загремел чашками в буфете с таким видом, будто если не выставить все три заранее, не ссыпать в самую большую мелиссы, а в две поменьше ромашки с мятой, наутро он проснется плешивый и искусанный блохами, а со спины посыпятся вши. Он вдруг вспомнил, что забыл проверить, мыл ли брат руки. А ведь тот этими самыми руками по голой земле… Приступ тошноты прервал окрик деда:
– Чего в лесу-то делал, а?! – Август вздрогнул, но вопрос был не к нему: Тимур съежился, будто пытался затеряться на фоне поеденной мышами женской дубленки.
– Так гусь того.. сбежал. Я за ним.
– Не бреши, собака! – старик стукнул кулаком по клеенке и столешница, скрытая под ней, гулко отозвалась; задребезжали ложки. Как обычно, он вспыхнул разом весь, будто дед внутри был не такой же мокрый и теплый как все, а полый, набитый порохом, как патрон. – Аж до леса?! – он выпучил глаза, – да вы никак, тут опять в свой телевизор вперлись, а хозяйство кому? Приходите, бродяги и цыгане заходите, весь дом вынесите, это пусть, ба-а, пока эти остолопы не насмотрятся! Собираешь все по кирпичику, по крупинке, я все в дом, все в дом! Так не-е-ет, вы, бездельники, все рас.. рас.. – старик запнулся, задышал отрывисто, явно не зная, как бы похлеще завершить гневную отповедь, наконец сплюнул, схватил свою кружку, обжегся и пролил, вернулся к буфету, схватил два пряника и, шваркнув стеклянной дверцей, вышел вон.
Август подхватил остальные кружки и забрался к брату на мягкое; Тимур же выкопал из угла завернутый в дырявые носки кулек – на свет были извлечены две карамельки и один чупа-чупс. Старший присвистнул:
– Откуда? – и наткнулся на острую ухмылку в ответ. Младший, презрев старые конфеты, развернул хрустящую обертку. – Не говори, что спер, – он замер, отставив чай, и строго глянул в угольки глаз напротив. Брат засунул леденец целиком в рот и по втянувшимся щекам и ряби удовольствия, нарушившей покой детского личика, Август понял, каково это. Он сглотнул.
– Просто контрольную кое-кому написал, – сполна насладившись замешательством брата Тимур захихикал и протянул влажный шар на палочке брату. Тот, с сомнением осмотрев зеленую карамель, все же лизнул опасливо и замер, прикрыв глаза: он пытался запомнить этот вкус как можно четче, но слюна очень скоро размыла кислую сладость и оставила лишь смутное воспоминание не о яблоках в июле в саду, за которыми забирался босиком на дерево и трусил ветки, а потом