На полдня пути к югу от Ортвейла начинается большой лесной массив. Со всех сторон к нему подступают поля, отвоеванные крестьянами от безбрежной когда-то чащи. Но потеснить леса полностью людям еще не удалось, леса тянутся на несколько дней пути, спокойные, независимые, живущие своей жизнью. Тропы, что вьются между деревьями, проложены животными, а не людьми. Под мощными кронами толпятся деревца потоньше, густое переплетение ветвей сменяется открытыми прогалинами, на которых солнце высвечивает крохотные капельки ранних ягод. Прохладные ручейки, прихотливо извиваясь, струятся меж древесных корней.
Они ехали уже давно, и Ровина едва держалась в седле. Устало ссутулившись, она тряслась в такт движениям лошади, все тело ее ныло, а в глазах рябило от бесконечных стволов, простирающихся вокруг на сколько хватало взгляда. Испытавшая беспредельный ужас вначале, к концу дня Ровина немного успокоилась. Уже в течение нескольких часов ничего не происходило, и ее напряжение понемногу спало, страх отступил, сменившись усталостью и отупением. Вначале она еще плакала, но теперь и слезы иссякли, осталась только щемящая душу тоска.
Никогда еще не приходилось ей забираться так глубоко в лес. Она даже не пыталась понять, где находится, она вообще не смотрела вокруг. Уставившись на уши лошади, девушка тупо следила, как та временами пряла ими, отгоняя мух. Бороться за свое спасение Ровина и не пыталась, для этого у нее не хватало сил, да и огромный лес, в котором не было заметно ни следа человеческой руки, подавлял ее, его девушка боялась не меньше, чем человека, заведшего ее сюда.
Хорвин шел чуть впереди лошади, придерживая ее под уздцы, за все время он ни разу не оглянулся, он продолжал свое неуклонное движение к одному ему ведомой цели. Ровина не пыталась к нему обращаться. После того, как он напугал ее в карете, она ждала от него только беспощадной жестокости, она боялась его тяжелого, больного от ненависти взгляда, боялась ощущения беспомощности перед его неукротимой яростью. Господи, как же она не поняла сразу, что с ним нельзя играть ни в какие игры, как не почувствовала в нем эту непримиримость, как не разглядела неистовую решимость, скрывающуюся за его строгой сдержанностью. Хорвин открылся ей в этот день с новой, пугающей стороны, ей еще предстояло разобраться, что за человека она избрала, чтобы, воспользовавшись им, подняться на более высокую ступеньку в обществе, какие мысли и чувства терзают его, заставляют мучиться и мучить окружающих.
…
День уже клонился к закату, когда Хорвин остановился. Они находились на небольшой поляне. Высокие буки стеной стояли по краям, притулившийся под ними орешник и бересклет скрывали от глаза лесные глубины. Уголок этот казался маленьким уединенным островком в огромном море зелени, здесь было тихо и сумрачно, солнце высвечивало только верхушки деревьев, у подножия их лежала тень, внизу стелился травяной ковер. Едва заметный ветерок шевелил листочки, в журчание ручейка,