– Амаралзинья? Это та девушка, которая была в синем?
– Да, ее прическу и платье украшали серебряные колосья. Она была одета просто и со вкусом.
– Помню, помню. Очень элегантная особа, – сказала дона Фирмина.
– А кроме того, она имеет прекрасные манеры, превосходно играет на фортепиано и замечательно поет.
– Но редко появляется в свете. Вчера я видела ее впервые; не помню, чтобы мы встречались прежде.
– Вчера был ее первый выход!
Во время этого диалога Аурелия почувствовала, что сокровенные мысли вновь увлекают ее за собой, овладевая ее душой. Однако, противясь этому, она живым и уверенным тоном обратилась к компаньонке:
– Прошу вас ответить на один мой вопрос, дона Фирмина.
– Спрашивайте, Аурелия.
– Пообещайте прежде, что не будете лукавить.
– Лукавить? Да разве есть на свете кто-нибудь честнее меня? Не моя ли честность приносит мне столько неудобств?
Девушка не решалась задать вопрос.
– Говорите, сеньора.
– Кто, по-вашему, красивее: Амаралзинья или я? – сказала наконец Аурелия, слегка побледнев.
– Ну и ну! – ответила, смеясь, компаньонка. – Вы, конечно, шутите, Аурелия? Разве можно Амаралзинью сравнить с вами?
– Скажите честно!
– Есть девушки красивее Амаралзиньи, но и они вам в подметки не годятся.
Вдова назвала имена четырех или пяти девушек, которые тогда были в числе первых красавиц и которых теперь я не помню.
– И все же она так элегантна! – возразила Аурелия и на миг вновь сосредоточилась на своих мыслях.
– Это дело вкуса!
– Как бы то ни было, ее манеры лучше моих, не так ли?
– Что вы, Аурелия? Во всем Рио-де-Жанейро нет девушки, чьи манеры были бы так изящны, как ваши. Да что Рио-де-Жанейро! Такой, как вы, наверное, нет и в самом Париже.
– Спасибо. И это ваша честность, дона Фирмина?
– Да, сеньора. Такова моя честность, и выражается она в том, что я говорю правду и не скрываю ее. К тому же мои слова вам много кто может подтвердить. Вы играете на фортепиано, как Арно15, поете, как примадонна, а своей речью способны очаровать любого чиновника или дипломата. Что удивительного? Когда вы пожелаете, вы говорите так же красиво, как пишут в романах.
– Вас и впрямь нельзя упрекнуть в лести. Мои достоинства вы явно недооцениваете, – ответила девушка, подчеркивая последние слова ироничной улыбкой. – Разве вы не знаете, дона Фирмина, что у меня золотой стиль, наиболее возвышенный из всех возможных, и потому против моего красноречия нельзя устоять? Языком романов, этой низкой прозой, изъясняются только бледные романтические девушки, имеющие обыкновение томно вздыхать. Моя же речь – это поэма, я сама – воплощение поэзии, блистательной и ослепительной.
– Я понимаю, о чем вы; золото все и всех делает красивее