Они опустились у ног притихшего моря и долго-долго вглядывались в пенные отголоски стихии на оконечностях волн, в молчаливую симфонию грифельных гор, в натянутую струну горизонта, смыкающую небесную и морскую синь. Голос все также звучал внутри них, но он уже не трепетал, как пламя, а уютно теплился, превратившись в их единое, ровное, едва различимое дыхание.
Они прожили так, сплетясь ветвями, несколько дней, а может, недель. Не размыкаясь, звуча одной тихой мелодией, неслышно перекатываясь вдоль берега, как галька под струящимися клавишами волн.
Они расстались неприметно, также неразличимо, как сошлись: словно молекулы воды, что сливаются воедино и, напитавшись друг другом до краев, распадаются, устремляясь дальше, прокладывая себе неведомый путь в чреве земли.
Временами Агния слышала во сне Голос. Он струился, проникая в замершее на время сознание и наполняя все ее существо звуками. Голос звал и манил, шелестел песчинками, дрожал язычками пламени и трепетал.
Спустя год она вернулась в тот сад. Итальянец на фестиваль больше не приехал. Где-то на другом континенте низко и высоко парил его голос, сплавляя воедино все звуки земли. В саду вновь звучала музыка, она была прекрасна и полноводна, как прежде. Другой музыкант, черноглазый и чернокожий, извлекал ее из воздушной ткани, тянул невидимую шелковую нить, пропуская сквозь черно-белые пальцы-клавиши.
Агния слушала, закрыв глаза. Ей было хорошо и покойно. Шелковая прохлада покрывала волосы, обволакивала ставшее невесомым тело. И в этой умиротворенной тишине, наполненной звуками до самых краев, кто-то окликнул ее близким и далеким Голосом:
– Потанцуем?
5. До весны
Зимой наших чувств бывает отчаянно холодно, а до весны еще далеко. Но и посреди зимы порой расцветают подснежники, даря предвкушение счастья.
Они познакомились на дискотеке, в городе белых ночей и взмывающих к небу мостов, в тесной духоте ночного клуба. Таня пришла одна. Дома осталась дочь и раскромсанная, поруганная семейная жизнь. Ей хотелось счастья, простого и ясного, но оно всё медлило с приходом, как северная весна.
Таня сидела у стойки бара, потягивала «Маргариту» и курила сигарету за сигаретой. Вокруг путались растерянно-одинокие, нарочито веселые девушки и мужчины. Фальшивые улыбки, неверные движения, просящиеся из декольте груди, рыщущие взгляды, мутные глаза. Это так разительно отличалось от рок-н-ролльного клуба ее юности с царящим там братством счастливых свободных людей, где отплясывали горячо и страстно, где весело раскачивались в такт живой музыке, звеня пивными кружками за длинными столами!
Таня уже подумывала уйти, как слева от нее обозначилось лицо. На нее глядели два умных ироничных глаза с едва уловимой потаенной маетой. Они не были улыбчивы, эти глаза, их не покрывала привычно-масляная пленка похоти. Они просто и ясно