– Но…
– Она вам больше не нужна. Вам нечего скрывать, я все и так знаю. Закройте глаза. Пойте.
– Петь? Почему? Что петь?
– Что угодно, что взбредет вам в голову.
Ирина стала напевать что-то, кажется, Марсельезу. Ей пришло в голову, что это полная чушь – лежать в чужом южном городе, на чужой циновке, голой, с бокалом мадеры, и распевать Марсельезу с закрытыми глазами. Но художника это ничуть не удивляло. Широкими движениями руки он продолжал наносить линии, мазки, штрихи.
Ирина перестала петь, приоткрыла глаза, и еще долго, сквозь розоватую пелену, смотрела на лежавшую рядом с ней красную шляпу, которая постепенно стала подниматься, все выше и выше, пока не покатилась по стеклянной поверхности окна и не превратилась в маковый рассвет. Наступило утро.
Художник тихо, неприметно спал, вытянувшись рядом с ней на циновке. Он лежал вниз лицом, руками обхватив голову. Его длинное гибкое тело было обнажено, едва прикрытое легкой розоватой тканью.
Ирина осторожно поцеловала его в плечо, неслышно поднялась, стала одеваться. Она уже хотела уйти, как вспомнила о картине и несмело приблизилась к мольберту.
Юноша на полотне лежал вниз лицом, обхватив голову руками. Молодая женщина подле него, приподнявшись на локте, целовала юношу в прекрасное нагое плечо. А по утреннему небу катилась широкополая красная шляпа.
Иногда мы встречаемся с кем-то, чтобы на миг увидеть самих себя. И узнать о себе что-то глубинное, трепетное, ускользающее. И мы помним об этой встрече всю свою жизнь.
И вы, вы тоже помните.
4. Потанцуем?
Борису Саволделли
Все мы слышим Голос. Он нисходит на нас по-разному: под сводами хор или сенью небес, на пике любви или вершине горя. Долготерпеливо и вымоленно, нежданно и невпопад. К кому-то – лишь единожды, другие слышат его чаще, избранные живут с ним, обручась. Он различно звучит, но всегда узнаваем. Это тот самый Голос.
Сад еще был напоен музыкой. Фестиваль закончился, музыканты сложили инструменты, зрители разошлись. Лишь двое рабочих неспешно сгребали оглохшие утомленные стулья. Над головой витали звуки, заплутавшие в кронах, обвившие столетние стволы, запутавшиеся меж белых цветков акаций.
Динамики источали голос. Музыкант спешно улетел и теперь парил одновременно низко над садом и высоко в небе, уносимый стальной гигантской птицей прочь.
Агния задержалась на небольшой танцевальной площадке в дальней части сада. Она пребывала в том изумленном оцепенении, в какое погружаешься, внезапно столкнувшись с сильным чувством. Она ничего не ждала от этого вечера, просто пришла послушать музыку и… влюбилась.
Высокий молодой итальянец со смоляными кудрями и подвижным лицом вышел на сцену без инструментов, лишь с одним странным музыкальным ящиком, но едва раздались первые звуки, сердце Агнии насторожилось. Это был только голос, один голос – и ничего более. Музыкальный ящик повторял его, наслаивал и бесконечно множил, создавая сложные комбинации.