–– Чьё чудо!?
Она ладошкой с синим маникюром на пальцах, ласково потрепала нашу подопечную.
Я молчал, а Маринка быстро и ловко убирала лошадиный помет. Толик с нескрываемым интересом смотрел на девицу.
–– Наше чёрт его дери.
–– А что так грустно?
–– Радости мало. На улицу не выгнать!
В сердцах я сплюнул.
–– Мучаемся и всё без толку!
–– Ну, это не повод для грусти. Дадите прокатиться?
–– Ты её сначала выведи, а потом катайся сколько влезет.
–– Хорошо.
Она подошла к кобыле и взяв её морду обеими ладонями приблизила свои губы к её губам и ласково поинтересовалась.
–– Ты кто? Как тебя звать?
Дора потрогала своим большим языком лицо девушки.
–– Дора она.
С возрастающей надеждой я наблюдал за действиями красотки.
–– Дора. Пойдёшь со мной?
Девушка нежно потрепала лошадку за ухом, взяла за поводок и осторожно потянула её вниз. И та пошла. Сначала чуть упираясь, а потом отдавшись на волю этой молодой девчонке начала спускаться оттопырив здоровый зад.
Я стоял затаив дыхание, боясь спугнуть упрямое животное.
Две минуты спустя Дора была на улице. Она таращила свои красивые влажные глаза и покорно ждала пока девушка возилась с уздечкой.
–– Ну, так как? Я катаюсь?
–– Ради бога наслаждайся сколько хочешь. Тебя как звать?
–– Валя.
–– Спасибо Валюша! Как тебя отблагодарить, я даже не знаю.
Я потрогал небритый подбородок.
–– Не стоит.
Она умело вывела Дору на проезжую часть огромного, всего в зелени двора.
Я спокойно докуривал вторую сигарету, когда из-под арки появилась патрульная машина. Она медленно двигалась следом за Дорой и Валентиной.
–– Всё ж вызвал! Вот гад!
Я выбросил сигарету и пошел навстречу сильно упитанному сержанту. У ментов, когда они долго хорошо и спокойно служат, появляется неуловимое сходство. Они становятся похожими как близнецы. В этом виновата не только форма. Видимо передаётся стереотип поведения мыслей и суждений. Ломброзо квалифицировал бы их как тип. «Ментовская рожа». Вот и этот представитель мужской профессии выглядел человеком, которому всё уже давно известно и понятно. Его лицо выражало одну единственную мысль. Зачем меня вызвали такого занятого, серьёзного и большого? По какому такому пустяку оторвали от мягкого дивана в родном отделении? Мне его стало откровенно жаль. Он не знал, что было там двадцать минут назад. Он лишился радости торжества судьи, которому можно решать. Казнить или миловать? Он пришел к шапочному разбору. И то, что сейчас он видел, были лишь лёгкие остатки «жуткого» безобразия на подвластной ему территории.
«Бедный» мент подошел выставив на всеобщее обозрение