–– Вряд ли. Недавно познакомился.
–– Ну, пусть зайдёт. – Она повернула в глубь квартиры.
Почесав в затылке, я не знал, как поступить.
–– Ладно. Пойдем, я вас представлю.
–– Подожди. Дай переодеться.
–– Не надо. Она сама одета кое-как.
Марина Полякова была высокой, худощавой женщиной. Короткая стрижка, шатенка с сединой, светло-голубые глаза и крупные губы несколько необычной формы. Кутаясь зачем-то в тёплую кофточку, она осторожно прикрыла дверь квартиры и на цыпочках будто боясь кого-то разбудить, спустилась за мной во двор.
Кобыла мирно паслась, пощипывая мягкими губами листочки дикого жасмина.
–– Где подруга?
Маринка крутила головой в поиске женщины.
–– Знакомься! Дора!
Я ткнул пальцем в кобылу. От изумления глаза её стали круглыми.
–– Ты с ума сошёл! Зачем тебе этот конь?
–– Это не конь моя радость. Это кобыла. И приехали мы к тебе выпить.
–– Она что тоже пьёт?
–– Нет. Но она хочет присутствовать.
Минут через десять мы сидели во дворе и пили вино. Дора продолжала спокойно ужинать кустарником, а мы болтать.
Вернулся я на Невский проспект только пол первого ночи. Отдать животное мне было некому. Все ушли. А я, ругая себя нецензурной бранью развернулся и поехал к Маринке вновь. У цирка на Фонтанке я познакомился с таким же беспокойным мужиком, как и я. Звали его Эдик. До восьмой Советской он вёл Дору под уздцы, постоянно заглядывая ей в пасть. Видимо очень хотел есть. Она хоть и шевелила своими большими тёплыми губами, но поживиться Эдик так и не смог. Нечем было. Проводив меня до Суворовского он как появился, так и исчез, скрывшись в тёмном подъезде, а я с кобылой поехал дальше.
«Доскакали» мы к дому только в два часа ночи. Я поднялся наверх, разбудил Марину, и мы спустились во двор.
–– Что ты собираешься с ней делать?
Вопрос был резонным. Ничего не говоря, я подошел к Доре.
–– Марин! Давай поднимем её в квартиру.
Шкура у Доры была шелковистой, и мне стало её просто жаль.
–– Ты точно ненормальный! Что соседи скажут?
Она была пьяна, а в голосе дрожала неуверенность и желание помочь. Осторожно подойдя к лошади Полякова потрепала её по гриве и молча начала отвязывать Дору от дерева. Та, мотая и тряся головой тянулась губами к кустарнику.
Я взял у Маринки поводья и повёл кобылу к парадной. К моему удивлению животное наотрез отказалась идти в дом.
–– Ну, милая давай! Иди! Не упрямься!
Но та, наклонив голову стояла, не желая даже шевельнуться.
–– Марина принеси ей какой нибудь куст. Может она сиренью соблазнится?
И действительно, за поломанным веником Дора пошла, смешно вытянув губы вперёд. Поднималось по лестнице это милое копытное неуверенно. Как пьяный мужик после получки, шатаясь и фыркая. Сказывалось отсутствие опыта. С трудом достигнув второго этажа Дора встала как вкопанная. Ни за сиренью, ни за китайской яблонею идти она не желала.