Когда я вернулся, Марина уже всё привела в порядок. Кобыла спокойно стояла в углу комнаты и кося на меня взгляд своих тёмных, больших глаз меланхолично жевала пучок травы. Полякова подметала последние осколки. Было четыре часа ночи.
Я чертовски устал, хотел спать, а внутри где-то на уровне подсознания меня мучило чувство вины и перед Маринкой и перед этим в сущности беспомощным созданием. Любой придурок вроде меня, мог безнаказанно глумиться над бедным животным заставлять его делать то, что ему противоестественно. Ездить на нём верхом. Бить когда оно не подчиняется и вытворять чёрте знает что. Как будто это в действительности милое животное создано богом исключительно для издевательств.
Мы вышли из комнаты и не выключив свет предусмотрительно закрыли дверь на ключ. Не успев пригубить вина, Маринка поднесла палец к губам.
–– Слышишь?
Да, я слышал. Какие-то постукивания, а потом противный звук протаскиваемой металлической посудины и падения вероятно большого предмета.
–– Что это? Вроде таз.
–– Нет! Таз был вначале, сейчас мольберт грохнулся. Ну конечно он! Говорил я тебе, что надо новый купить! Неустойчивый этот!
Ругнувшись, я встал. Полякова сидела на матрасе от дивана брошенном прямо на пол, поджав ноги и плотно сдвинув в коленках. Она смотрела на меня и чуть не плакала. Губы её дрожали.
–– Сиди здесь.
Я вышел в коридор и тут же упал, задев ногой картонную коробку. На ощупь, открыв дверь в «мастерскую» я вторично чуть не брякнулся, споткнувшись о валявшийся около двери мольберт. Дора спокойно смотрела в мою сторону и жевала холст. Видимо ей пришелся по вкусу состав грунта. В полном расстройстве я вышел из комнаты, забыв закрыть дверь. Сел рядом с Мариной, сделал маленький глоток и обнял её плечё. Оно было тёплое и трепетало под моей рукой. Потом погладил её густые с проседью волосы и поцеловал в щёку.
–– Маришь, почему ты так пьёшь? Мы долго вместе. Скажи.
Она прижалась к моим губам, и некоторое время молча перебирала в тонких пальцах искрящиеся грани стакана.
–– Всё началось просто. Мне нравилось ходить в пивной бар и наблюдать, как люди на моих глазах превращаются в совсем других существ. Из умных в идиотов, из добрых в злых, из молчаливых в крикливых. Как просыпается похоть на дне их зрачков. Я любила наблюдать за их падением происходящим на моих глазах.
Она вздохнула и сделала маленький глоток вина.
–– Кажется, я сама свалилась в эту пропасть.