Вечером, где-то около шести, мы вошли с ним в заведение. Народу было не сказать, чтобы много. Так, две-три компании. Они заняли самые «позитивные» места, так что выбора в этом плане большого не было, а нам хотелось расположиться максимально индивидуально и с хорошими видами и без того не особенно выразительного интерьера.
Из имеющихся, выбрали диван возле окна рядом с компанией женщин неопределенного возраста с одним представителем мужской популяции, лет уже ближе к 60. Может и меньше – кто разберет.
Из прочих компаний одна была довольно шумная, а вторая наоборот молчалива и состояла из крепких парней разных национальностей (насколько возможно это предположить), которые между собой что-то тихо обсуждали. Мы решили, что им помешаем и комфортно не будет никому.
Интерьер представлял из себя некий антураж годов 80-х -90-х: барная стойка, через проход небольшая сцена, большие колонки.
– Петь будут? – спросил Леонид и выжидающе посмотрел на меня.
Я понял, что это много для него значит. Причем в свете далеко не софитов. Поэтому надо было строить ответ в мягких полутонах:
– В прошлый раз пели, – начал я каким-то, словно обещающим тоном, – но может быть сегодня не будут – воскресенье как – никак. Вчера должны были напеться сполна, а может еще и напиться. Так что, не с руки им сегодня будет, точнее, не с горла.
Тот усмехнулся. Видимо, его устроил не сам ответ, а то, что я смог его повеселить. Удовлетворившись, он мог быть теперь согласен на любые звуки вокруг.
А в целом, он и раньше не был особенно эмоциональным. Хотя, при общении, всегда оставалось ощущение, что он себя намеренно сдерживает. С чего это у него началось и когда – неясно. Но, по всей видимости, это стало для него натурой. Но и сейчас кажется, что это не вполне естественно для него. А что- его, угадать уже сложно.
Сделали заказ. Получилось много, но хотелось всего, но мы попросили, чтобы приносили не сразу. Официант понятливо кивнул.
– Ну, рассказывай, как оно там? – спросил я.
Тот посмотрел на меня внимательно, будто бы дальнейшее его повествование зависело от того, какое мнение он обо мне выдвинет в это мгновение.
На всякий случай, я подтянулся и сделал выражение всего себя во внимании.
Его, как видимо, серьезность моей подготовки к рассказу снова устроила.
– Да, ничего…
Он всегда так начинает, примерно с подобных фраз, но, смысл которых – един: то есть, для него все обычно. Но, учитывая, что я не знаю всех его повседневных деталей для меня, может быть наоборот все очень занимательно.
– Ну, а конкретней, – всегда его приходится подталкивать, – что, с шефом, завязал все концы?
– Да, там уже – все. Он переехал окончательно за границу.
Помню время, когда они всей своей рабочей массой перешли к нему из одной компании, где мы все вместе работали.
Все начиналось, как, впрочем, и всегда – очень здорово, с энтузиазмом. Многие потом, набравшись опыта и знакомств, разбрелись по разным достаточно