Мужчина неуклюже развернулся в кресле в сторону зала.
– Сергей Иванович, ну что началось-то? Мы же так не договаривались!
Из полумрака вышел мужчина лет тридцати, в строгом пиджаке поверх красной футболки с жёлтой молнией. Витя почувствовал, что тот явно недоволен, и, готовясь к взбучке, напрягся, пока его товарищ продолжал возмущаться.
– Не договаривались, говоришь? Это ты мне вот сейчас, Михалыч, говоришь, что мы об этом не договаривались! А если тебя утром на дебатах об этом спросят, ты что, так же блеять будешь? Да ты опозоришь нас всех на хрен!
– Сергей Иванович, ну нельзя ли как-то договориться, чтобы без этого всего? А нормально, как обычно?
– С кем ты договариваться собрался? Вы привыкли тут, блядь, все договариваться, а вас же предупредили: теперь всё по-новому, участвуем активно в дебатах. Лицом к народу повернуться! А это у вас что? Это жопа, а не лицо.
– Ну что не так-то? Я же только на последний лоханулся. А так на все вопросы нормально ответил.
– Да какой, на хуй, ты нормально ответил? Ты себя слышал вообще? Это бормотание невнятное ни о чем. Хули ты врагов-то каких-то ищешь? Соседа какого-то! Иван Иваныч – оригинальнее ничего не мог придумать?
– Но он правда Иван. Только Давидович. Но не мог же я так сказать.
– Да по хуй мне на отчества ваши! Тебя про недовольство народа спрашивают, а хули ты плетёшь-то? Про Некрасова, блядь, вспомнили! Чтоб ты знал, выпускник школы милиции, он написал «Кому на Руси жить хорошо». И глядя на вас, дебилов отмороженных, любой алкаш перед телевизором на этот несложный вопрос ответит. А ты даже стрелки нормально перевести не можешь. Михалыч, ну ты же мент! Ну, скажи хотя бы, что да, воруют, всех посадим! Тоже хуйня, конечно, но хоть что-то для начала.
Сидящие за столом уныло молчали, пока третий переводил дух.
– А ты-то, Витя, тоже хорош! Как мы будем тренироваться, если вопросы жополизские такие, и даже не вопросы вообще? Если бы я тебе эту записку не написал, вообще ничего живого не было бы.
– Ну, неудобно мне, уважаемый человек же, всё-таки.
– Неудобно тебе завтра будет, когда ведущий и критики эти ёбаные возить по столу вас, как сопляков, будут. Хорошо хоть, утром, мало кто увидит.
Он ещё раз перевел дух и совсем успокоился.
– Что мне с вами делать, бездарями, в душе не пойму. Один был человек нормальный, который сборище ваше держал и вид нормальный поддерживал. И тот теперь в психушке. Довели!
Раздался звон разбитого стекла. Игорь Михайлович, всё время разговора вертевший в руках пустой стакан, разволновавшись, выронил его на пол. Совсем смутившись, он полез под стол собирать осколки. Сергей рассмеялся.
– Ладно, времени мало. До утра ещё пару раундов надо прогнать. Поменялись, теперь ты, Михалыч, – серьёзный журналист, такой тёртый калач. Вмажь давай этому папенькиному сынку, да не жалей! Тяжело в учении, да и в бою вам тоже будет хреново!
Рассмеявшись