Русский дворянин Петр Кошелев к категории порядочных людей не принадлежал. Он часто появлялся в «Райском уголке», ввязывался в ссоры, покупал шлюх и бузил с друзьями.
По роду своей службы, с ним вместе здесь бывал и Иван. Но юноша он был скромный, трудолюбивый, его мало интересовали вино и девки, а больше привлекало другое. Вилли нашел в его лице благодарного слушателя. Когда старый морской волк начинал рассказы о своей жизни, то весь преображался. Лицо Вилли теряло то выражение мрачности и меланхолии, присущей ему, и приобретало иное, неведомое состояние трогательности и задумчивости. Иван, как зачарованный, слушал то сбивчивые, то повторяющиеся рассказы старика о неведомой и далекой земле, лежащей к югу от Индии, о пиратах Карибского моря, о плантациях Ямайки. Злые языки утверждали, что Вилли сколотил капитал не тяжелым морским трудом, а пиратствуя в течение ряда лет в теплых водах. Время от времени, Вилли, увлекаясь, приоткрывал завесу, но, вовремя спохватившись, переходил на другой рассказ. Ивана это живо интересовало, но напрямую спросить об этом старика он не решался, боясь что тот, обидевшись, перестанет рассказывать. Вилли был рад такому слушателю и, несмотря на непутевого хозяина Ивана, снабжал русских продуктами в кредит.
Вот и сейчас Иван брел в трактир и надеялся в очередной, неизвестно какой по счету раз, послушать о знаменитом пирате Далтоне. Подойдя поближе к «Райскому уголку», он услышал доносившийся из-за закрытых дверей шум. «Опять дерутся» – вяло подумал он и решительно толкнул дверь.
Сумев ловко увернуться от кем-то брошенного стула, Иван осмотрелся. Ему представилась следующая картина из жизни кабацкого Ярмута: трое здоровенных верзил, судя по внешнему виду моряки, списанные с кораблей по пьянке или еще по какому-нибудь темному делу, наседали на двух других, которых от бродяг выгодно отличало только наличие шпаг. В одном из них, с взлохмаченными волосами, в разорванной рубахе и с бешено перекошенным от ярости ртом, Иван узнал своего хозяина. Рядом с ним, столь же пьяный, раздавал удары направо и налево друг и собутыльник Кошелева Федор Мясников. В лежащем у входа на полу с окровавленным лицом человеке с трудом угадывался еще один их собутыльник – голландец Рене. Остальные посетители кабачка разделились на две части. Одна, менее пугливая и привыкшая к разного рода свалкам и потасовкам, с любопытством смотрела на это зрелище и гадала, чья возьмет. Вторая, менее искушенная, пыталась или выскользнуть на улицу или робко жалась к стене.
В тот момент когда появился Иван, Кошелев вспомнил о болтающейся у него на боку и вечно мешавшей движениям шпаге. Он выхватил ее и стал