Это удивляет меня ещё больше, чем вынесенный вердикт, да и, пожалуй, весь этот абсурдный суд.
– Вы ведь мой адвокат, – напоминаю я Дьяволу. – Зачем вы так поступили со мной?
– Ich habe ein persönliches Interesse an Ihnen, – говорит он холодно и строго. В глазах всё то же выражение глубочайшего презрения. – Und jetzt sind Sie daran interessiert, dass ich eines Tages Ihr Urteil ansprechen werde.
***
Любой, кто имел или имеет ныне удовольствие учиться у Карла Фишера, скажет вам, что это человек строгих принципов, педантичный, как любой немец, ответственный и пунктуальный, и что того же он требует от своих студентов. По этой причине многие из них утверждают, что учиться у господина Фишера никакое не удовольствие, а честь или и вовсе всего лишь возможность. Однако он пользуется уважением со стороны студентов, и не может припомнить ни одного случая, когда кто-нибудь обратился бы к нему не «герр Фишер», а попросту «хер» – хотя многие из его знакомых преподавателей немецкого жаловались на подобное отношение. Что до самого господина Фишера, то он полагает, что заручиться уважением студентов – базовый навык любого преподавателя, и не обладающему им человеку делать в образовании совершенно нечего. Чему вы можете научить, если обучаемый презирает вас и только о том и думает, как бы вас оскорбить или сбежать с пары, когда вы отвернётесь? Ясное дело, ничему.
Другой разговор о том, что обычно неуважение к преподавателю как раз связано с его собственным незнанием предмета. Он раздаёт методички, утыкается в заполнение ведомостей и не может ответить ни на один из задаваемых студентами вопросов. И нечего удивляться, что они хотят сбежать! Молодёжь всегда отыщет занятие полезнее и интереснее, чем копирование текста.
Сам герр Фишер всегда говорит своим студентам: «Если фы считаете, что мне нечему фас научить, фы можете быть сфоботны». Он говорит это совершенно серьёзно и не применяет никаких санкций к прогульщикам, но никто почему-то всё равно не уходит.
– Снафал я отноко умника, – вещает господин Фишер, степенно прохаживаясь между рядами; в аудитории нет свободных мест, все внемлют, – который решил, будто ни отин живой немец не тостоин его учить. Этот госпотин опратился за помощью к Гёте… Фы читали «Фауста»?!
Он прерывается затем, чтобы окинуть аудиторию взглядом и понять: они не читали. Но Карл не обвиняет своих студентов: они, в конце концов, ещё очень молоды, слишком молоды, чтобы по достоинству оценить классику. Герр Фишер ненавидит, когда молодых людей обвиняют в глупости, если они чего-то не понимают. Во-первых, даже самый умный человек в мире чего-то не понимает, и обычно, кстати, это какая-нибудь самая обыкновенная, повседневная вещь вроде завязывания шнурков или отличия яблока от огурца; во-вторых, Гёте писал для людей старшего возраста, умудрённых кое-каким жизненным опытом, а кроме того – живущих в восемнадцатом веке, и если имея несоответствие по одному или даже двум пунктам, вы ещё можете попытаться осмыслить