Роман не ожидал такого поворота событий, но не отчаялся, и после двух дней пьянства и жалоб друзьям на продажность и бездуховность современных издателей, все же решился поискать вакансии через интернет. Ответ не заставил себя ждать – уже на следующий день ему позвонили с предложением о собеседовании. Роман не расслышал названия издательства – запомнил только, что оно почему-то связано с военно-морской историей. Но пререкаться и привередничать он побоялся, так как был не том финансовом положении, чтобы месяцами общаться с потенциальными издателями и отбраковывать неугодных. Эта же синица, хоть была весьма пощипанная и не очень упитанная, все же сидела на расстоянии вытянутой руки и улетать пока не собиралась.
Теперь Ковальский ждал завтрашней встречи и глушил пивом душевное смятение в небольшом баре «Котлетище», неподалеку от одного из московских железнодорожных вокзалов. Бар пользовался популярностью у местного офисного «планктона» и самозанятых «икринок» благодаря своими сортами крафтового пива.
– Вам повторить? – услышал Роман услужливый голос официанта и очнулся от размышлений..
– Да, давайте.
Этот сорт был особенно заборист – бордовый, восьмиградусный, с фруктовым запахом и терпким до мурашек вкусом. Его когда-то заказала бывшая подружка Ковальского, соблазнившись упоминанием фруктов и «романтичным» оттенком. Но выпить так не смогла, обозвав пиво «смесью одеколона и вишневого сока». Роману же, наоборот, сорт запал в душу. Будучи человеком с эстетическим взглядом на мир, в пиве и пиджаках он предпочитал оригинальность и неповторимость – насколько позволяло его унылое материальное положение.
Сегодня безработный журналист наслаждался бельгийскими ароматами в одиночестве – все приятели погрязли в решении насущных бытовых проблем и семейных неурядиц, а личная жизнь самого Ковальского могла быть описана лаконичным словом из известной лирической песенки – «Привет».
Роман считал, что пить без компании – как прыгать с парашютом без инструктора. Приятно и опасно одновременно, поскольку никто не может контролировать твой безрассудный полет. Когда доходишь до кондиции, то перестаешь чувствовать грань между эйфорией и унынием, между поэтическим вдохновением и проклинанием бренности бытия… Эмоции сменяют друг друга в безумном хмельном хороводе, и челевек уже в не состоянии понимать, какая из них у него в душе именно сейчас. Однако со временем в этом появляется и своя прелесть – никто не отвлекает своей глупой трепотней и не уносит словесным потоком с обочины философского самокопания