Хрусталёв был артистом и умел завладеть аудиторией. По многочисленным легендам и рассказам Бермудов знал, что его немолодого друга когда-то отчислили из театрального, незадолго до того, как потом в первый раз посадили…
Завидев Бермудова, Хрусталёв, не выходя из образа ловеласа шестидесятилетней выдержки, подмигнул ему озорным блестящим глазом, который он по легенде потерял, играя в пул, и легко спрыгнул со сцены в зал. По пути к столику, где расположился Бермудов, Хрусталёв расстегнул несколько пуговиц белой, плотно обтягивающей живот рубашки, заправленной в брюки, и промокнул платком потные шею и голову.
Когда Хрусталёв сел, то первым делом разлил до краев по бокалам шампанское. Бермудов незаметно отодвинул свой бокал. Хрусталёв сделал удивленное лицо.
– Изжога. Воздержусь, – Бермудов как мог сделал скорбное лицо.
Хрусталёв проверил содержимое бутылки – она оказалась пустой – и жестом показал официанту: «Еще».
– Не болей. – Хрусталёв залпом осушил бокал и наконец пожал Бермудову руку и плавно пододвинул полный бокал Бермудова к себе.
Бермудов достал из внутреннего кармана пиджака конверт.
– Без приключений? – спросил Хрусталёв.
– На этот раз без роликов…
Валенков всегда был законченным романтиком… Как-то Бермудов чуть было не раскололся при виде того, как ночная подруга катала голого Валенкова на четырехколесных роликах по всему огромному номеру отеля. Жене он сообщил, что в загородной резиденции будет благотворительное мероприятие в целях сбора средств спортсменам-инвалидам («Жутко скучно, но необходимо», – отчитался Валенков жене), а тут такое «ралли», не лишенное спортивного азарта, предстало перед взором Бермудова…
Глава 3. Биография «Х»
Хрусталёв был лучшим другом отца Бермудова, с которым они прошли и глубокие воды советской идеологии, и горячий песок Афганистана (правда в качестве геологов-нефтяников на практике от университета), и последующие перестроечные приключения с освоением постсоветского пространства жизни.
Вместе с Бермудовым они часто сидели у искусственного камина с коньяком, ровесником Хрусталёва, и толстым, как Библия, фотоальбомом, который Хрусталёв листал с невероятным благоговением, подолгу останавливаясь на некоторых пленочных снимках и опрокидывая в себя очередную рюмку. Дворец пионеров, где они с отцом занимались в кружке танцев и моделирования, первый кооператив «Мишки», а вот гламурное шапито девяностых (мелькнуло несколько фотографий в интерьерах «Шангрилы», Night Flight, «Метлы» и других злачных мест): два молодых друга в солидных двубортных костюмах, пестрых галстуках с сигарами и красными искорками в возбужденных зрачках от вспышки пленочного фотоаппарата в окружении каких-то деловых воротил и ночных красоток. Снимок, на котором молодые Хрусталёв