– И как? – не унимался Маляр.
– Хочь, тебе дам на воспитание? – отрезал Рыжий.
– Спасибо, у меня своих орлов хватает! – ответил Маляр и принялся с интересом наблюдать за тем, что будет происходить далее.
Время тянулось бесконечно долго. Петрович уже попрощался со своей последней электричкой, прекрасно понимая, что уже к этому времени боекомплект весь, до капли, был отстрелян и прямо сейчас не вяжущего лыка Пяткина боевые товарищи торжественно проносят через проходную. Перспектив вскочить в последний вагон не было никаких.
– Слышь, Толян, ты бы дышал через раз и не в мою сторону, – пренебрежительно сказал Рыжий, – мне еще работать, знаешь ли.
Петрович втянул голову и стал выдыхать себе в робу, наполняя внутренности рабочей одежды дивными ароматами укропа, не переваренной шпротины и огненного зелья.
Наконец Кассирша протянула какую-то бумажку Рыжему, обозвав ее строгим голосом «предписанием».
Рыжий лениво взял бумагу из рук Кассирши, мельком бросил на нее взгляд и удивленно сказал Петровичу:
– А ты везучий!
Петрович так и не понял, в чем состояло его везение, потому что тут же обнаружил себя на больничной койке. Очень болел язык и большой палец на руке.
Следующим утром с перебинтованным пальцем и заштопанным, распухшим донельзя языком, Петрович был торжественно отправлен домой, как пациент, не представляющий никакого интереса для больницы.
Тем же вечером дома, лежа на продавленном диване, Петрович был погружен в тяжкие думы. То, что его долбануло током, он прекрасно понимал. Не впервой. Но вот что это такое было после? Что-то подобное с ним пару раз случалось в жизни, когда он имел неосторожность «зажечь огни» с Могорычом. Неделя беспробудного запоя у Петровича обычно венчалась задорно скачущими медведиками, нарисованными на обоях, бубнящими чертями, нагло растаскивавшими остатки закуси и манящими русалками, бередившими животные инстинкты еще о-го-го мужика. Из всего этого Петрович заключил, что с ним стался глюк и он отловил галюны на почве крайней усталости и нестерпимых побоев электротоком.
В перерывах между думами незадачливый электрик пытался носом выкурить сигарету. Из-за того, что язык, ополчившийся на коварство хозяина, нарочито не вмещался в рот и нахально выпирал, сомкнуть губы вокруг курева не представлялось возможным.
К концу второго дня к еще безмолвному Петровичу пожаловал сам начальник цеха. Начальник цеха культурно подивился необычному виду своего сотрудника, в душе наверняка не раз взоржав как сивый мерин. Заботливый руководитель торжественно объявил, что Петрович своим героическим поступком заслужил неделю больничного. И клятвенно пообещал отпуск летом, если его любимый электрик подпишет акт о поражении электротоком за пределами завода. Отпуска летом у Петровича не было очень давно, и он любезно согласился подписать коварную бумагу, одобрительно икнув при этом.
А третьего дня Петровича