– Да…
– До куда она зашла?
– Слушай, брат, я…!
– Говори! Ты понимаешь, что ее полиция уже месяца два разыскивала за проституцию?!
– Окей, окей… Она целовала меня! – смутившись, выдавил я, а доктора за ним поморщились, переглядываясь. – С языком.
– Господи! – взвыл брат, и так весь нервный, так еще и добитый этим. – У нее не было никакого привкуса на языке? Может ты не знал, а она отравить тебя хочет?
– Да нет…
– Ты понимаешь, что она могла передать тебе таким образом все, что угодно? Например, сифилис, гепатит А, цитомегаловирус, герпес, вирус папилломы человека… Мононуклеоз!
– Я знаю, хватит, Берта! – на самом деле я, почему-то, не сильно боялся. Просто было стыдно. – Я не хотел ее целовать… я просто спросил ее…
– Ты о чем-то еще ее и спрашивал?!
– Сам виноват, что оставил меня с этой стервой наедине, потихоньку свалив! Думаешь, я удовлетворение от поцелуя с этой bagascia чувствую?! Если так, то ты придурок, Робертио! Ты ужасный! Minchione! Va fa’n’culo! Coglione…***5 При этом я зажал руку с кулаком другой рукой****6, на что Робертио вскипятился и готов был наброситься на меня, как мангуст на змею.
У двери я вдруг увидел Монику. От стыда у меня возник ультразвук в ушах и, не поздоровавшись, я забрался с головой под одеяло, пытаясь унять свой пыл. Робертио начал на меня ругаться на родном языке, и я был рад услышать родную речь, пусть даже нецензурную, но при мысли, что за всем этим с самого начала наблюдает Моника, у меня подскочило давление.
– Ну и иди ты к черту! – шикнул Робертио и ушел, хлопнув дверью. Моника осталась внутри, наедине со мной. Она долго молчала, затем тихо спросила:
– Ты… просил меня приехать, да?…
Я промолчал. Она подошла ближе, легонько присев на кровать. Я почувствовал ее тело рядом со своими ногами.
– Я чувствую себя сильной и независимой от мужчин женщиной… – тихо прошептал я. Она посмеялась.
МОНИКА:
Я глянула на этот ком одеяла. Я чувствовала и прекрасно ощущала, как Маркус дышит под ним с обидой.
– Откуда ты можешь знать, что чувствуют сильные и независимые женщины?…
– Им не нужны мужчины. Некоторые их даже не любят. А мне ненавистны женщины… – он приоткрыл одеяло, чтобы набрать немного воздуха внутрь. – Только лезут и лезут ко мне… Бесят. Все… – тут он сделал странную паузу и добавил:
– Все… кроме тебя, Моника. Ты – мой друг, правда? – когда я нагнулась, чтобы приоткрыть одеяло, на меня уставились обиженные карие глаза. Я ему улыбнулась, а он медленно моргнул.
– Знаешь, мне знакомо чувство, что ты сейчас переживаешь… Я не люблю мужчин… В смысле, я… не могу представить их нормальными. Единственные нормальные мужчины – это мой отец, Снай и ты, Маркус, потому что… вы не ждете от меня чего-то невозможного. Когда я иду в школу, мимо проезжают машины, звонко