– Роза значит… – Козимо задумчиво глядел на взволнованного Зафира.
– Лепестки роз смягчают вкус, – позволил себе добавить юноша.
– А ты, смотрю, не равнодушен к цветам!
Впервые за время разговора Козимо улыбнулся, но из-за тяжелых век, обездвиженных атрофией мышц, его улыбка больше походила на зловещую гримасу.
С тех пор Козимо стал пристальнее присматриваться к Зафиру, дотошнее допытываться, что и как он делает на кухне. Заметил, что юноша не только превосходно справляется с выпечкой, – еще бы! – но и смыслит в приготовлении мяса и рыбы, знает толк в пряностях и специях. Козимо никогда не расспрашивал его, откуда родом Зафир, не знал даже его настоящего имени, все его и всюду называли Эспозито, но догадывался, что юноша явно не из здешних мест.
Понравился главному повару и нехитрый рецепт для хлебной намазки – смеси взбитого со сливочным маслом мягкого сыра из буйволиного молока, в который Зафир добавил лепестки маргариток. Сладковато-ореховый вкус и нежно розовый оттенок весенних цветов оценил по достоинству и Родриго Борджиа, несправедливо, по мнению Козимо, прослывший стараниями злых языков недругов чревоугодником, но на деле просто знавший толк в хорошей еде.
– Сам придумал или кто рассказал? – поинтересовался тогда Козимо и, не дожидаясь ответа Зафира, который не имел уже никакого значения, одобрительно похлопал юношу по плечу.
О похвале со стороны самого папы он, разумеется, умолчал, негласно присвоив все заслуги себе. Однако дружеский жест Козимо в отношении молодого повара не ускользнул от внимания остальных. Такого поощрения не удостаивались от него даже те, кто на кухне провел добрую часть своей жизни.
Занять место Козимо, хоть и по его же указке, нисколько не прельщало Зафира. Он не был настолько честолюбив, чтобы мечтать встать во главе кухни Апостольского замка. Интерес главного повара к тому, что он умеет делать, воспринимался им не более, чем любопытство мастера к чужому знанию. И ему, конечно, не могло не льстить такое внимание. От Зафира не ускользнуло, что повар, слушая его, делал какие-то пометки на бумаге. Что-то записывал с его слов. Так, благодаря рассказам юноши и с легкой руки Козимо на папском столе стало появляться то, чего не приходило доселе в голову ни одному повару. А именно: блюда стали не просто украшать цветами, что делалось во время праздничных пиршеств, само многоцветье природы стало источником питания. И не только во время особых приемов. По весне на обеды и ужины стали подавать густой ярко-желтый суп из одуванчиков, приправленный петрушкой, базиликом и чесноком. Осенью Родриго Борджиа и члены кардинальского совета вкушали обжаренные в масле луковицы лилий с лисичками или опятами, а летом, в пору цветения фиалок в замке Святого Ангела лакомились нежно-розовым вареньем из этих цветов.
Теперь же Зафиру предстояло командовать десятками человек,