Погоня за золотым тельцом закончилась!
Лежащие на траве военнопленные напоминают жующее стадо.
– Ну вот, теперь у нас есть время до ужина, – говорит Вольфганг.
Я мысленно представляю себе миску горячей огуречной воды.
– Что будем делать, если в ближайшее время не получим ответ? – обращаюсь я к Вольфгангу.
Мы ждем ответа из главного лагеря номер 41, к которому относится и наше отделение госпиталя. Туда, в Осташков, Вольфганг и я направили настоятельную просьбу: «Мы, нижеподписавшиеся, просим направить нас в антифашистскую боевую школу». Уже прошло восемь дней с тех пор, как я получил от раздатчика хлеба за две порции табака лист коричневой упаковочной бумаги, на которой написал наше прошение. За маленький огрызок химического карандаша я дополнительно отдал еще пять порций табака!
Но никто не чешется.
Это какая-то чертовщина!
Для подстраховки я рассказал Якобзону свою историю с майором Назаровым из штаба 10-й армии. Иначе этот Якобзон не прекратит придираться ко мне, то и дело давая мне дурацкие поручения по благоустройству лагеря.
Якобзон со своей прусской казарменной стрижкой больше не берет меня с собой в лес, чтобы таскать к утятнику срубленные маленькие елочки. Якобзон приказал заложить целый лес из этих елочек. По его мнению, это подходит к нашей идиотской лужайке. При этой зверской жаре посаженные без корней елочки вянут уже на третий день.
– Ничего! – Для этого «ничего» даже Якобзон не знает подходящего немецкого слова. – Ничего! В таком случае через каждые три дня будем сажать новый лес!
Эта идея с искусственным еловым лесом пришла Якобзону в голову, когда прошел слух, что к нам едет комиссия. Находившийся среди нас садовник поставил несколько елочек перед входом в барак и посоветовал разбить маленькую аллею.
– Ну и кашу ты заварил своей дурацкой затеей, а нам теперь расхлебывать! – ругали мы этого садовника.
– Для кого-то сделать лишний шаг уже целая проблема! – парировал наши наскоки садовник.
Мы с Вольфгангом пытаемся поддерживать свое здоровье.
– Жаль, что мы теперь не можем пройти к речке!
Тем временем забор из штакетника отрезал нам подход к освежающей воде.
Мы бросили курить. Вольфганг становится сварливым.
– Тогда уж лучше кури каждый день на десять граммов меньше! – советую я ему.
Другие заставляют себя не съедать сразу влажный хлеб. Они отрезают маленькие ломтики и подсушивают их. Потом заворачивают подсохший хлеб в тряпочку и кладут свое сокровище перед собой, как предмет поклонения. Их сотрясает дрожь нетерпения. Но они заставляют себя каждый час класть в рот только один ломтик. Они долго держат во рту хлебную кашу, прежде чем проглотить это кушанье, словно просфору в церкви.
– Так желудок наполняется сильнее! – считают они.
– Они тратят больше усилий на то, чтобы сдерживать себя,