Иду, как охотник по следу,
Чтоб овладеть неподатливой формой.
Я в поисках точной рифмы –
Слова силы бесспорной.
Историк
А.М. Прокину
Он из архивов выходил на свет
С шерстинками веков в усах и чубе.
Мне грезился дремучий русский дед
В овчинной выношенной шубе.
Из пыльных строк живучие слова
В виденья зримые незримо вырастали…
До нас он правду доносил –
Со слов его к нам шла молва
О русских, что не раз из праха восставали:
Пылил Восток татарскою ордой,
Усы топорщили заносчивые ляхи,
Француз спешил за северной звездой,
Мы помним немцев кайзеровские бляхи.
Вставал мужик в сермяжном зипуне
С цепом, рогатиной и меткой пулей,
Наотмашь бил в лицо и по спине, –
Гудел набатом разозлённый улей.
Привычно погружаясь вглубь веков,
Нет, не найду в истории такой приметы,
Чтоб Русь грозой воинственных полков
Без приглашения вошла в пределы чуждые и светы.
Самой природой мы привязаны к земле,
Нам, русичам, родимую орать привычно,
Но каждый в ратном поединке лев –
Привычно русским воевать не «вообще», а лично.
В боях родились грозные слова:
Штык, ярость, меч, соратник, мщенье.
Как свято, в этом наша речь права,
От слов таких полшага к ополченью.
С этого началось
Сочувствие
Не жалей того, кто скачет; Жалей того, кто плачет.
Старая воробьиха сидела на крылечке скворечника, когда на ветке напротив неслышно появились скворец и скворчиха.
– Фь-ю-ю-ть! Фь-ю-ю-ть! Откуда это толстое чучело у входа в наш дом? – раздражённо спросил скворец.
– А ты будто и не знаешь. Ведь это повторяется каждой весной: только мы улетим, нахалы-воробьи вселяются в наш дом. У них есть свой, но он им, видите ли, не нравится!
Воробьиха, почуяв неладное, заволновалась: «Это, наверное, хозяева-скворцы, а Чик ещё очень плохо летает. Куда я с ним денусь? И, как всегда, нет растяпы-отца! Вот и тогда, в месяце вьюги, в дом лезла кошка, дети не оперились ещё, а его нет как нет… Что было бы, не клюнь я тогда кошку в глаз? Так и ссыпалась хищница с шеста.
Но надо переезжать… Не драться же со скворцами. Хорошо, что молодой хозяин не снял старую скворечню, ведь летом в ней даже лучше: не душно, а соломки и пуху я туда натаскаю загодя», – подумав так, она сердито позвала:
– Чик! Чирик! Чиф! Чек! Марш на улицу! – и, как только показалась голова самого любопытного и самого неопытного Чика, она перелетела на северную сторону ветлы, к старому скворечнику.
Всё обошлось хорошо: перепуганный Чик помчался за матерью, братья не отставали от него.
Воробьиха пересчитала детей, внимательно оглядела каждого, попросила откликнуться и, услышав их голоса, совсем успокоилась: «Все в сборе, теперь с ними можно поговорить».
– Весной мы будем жить в этом доме. Не вздумайте