С этим пропуском Гиббс смог войти в Александровский дворец и забрать оставленные им вещи. Гиббс был полон решимости последовать за Царской Семьей, как только ему это будет позволено. В ответ на его просьбу чиновник, теперь настроенный крайне доброжелательно, заявил, что нет причины, которая бы помешала ему отправиться в Тобольск. Гиббс закончил дела в Петрограде, распорядился своими капиталовложениями и приготовился к отъезду, но из-за забастовки рабочих железнодорожное сообщение оказалось парализовано. Впрочем, никого это не беспокоило, и никто не хотел ничего предпринимать. Недели тянулись за неделями.
Гиббс продолжал вести свой дневник, занося туда все события, которые оставляли след в его душе:
«27 сентября 1917 г.
Я только что получил очень интересное письмо от знакомой (друга)124, которая собирается за границу. Она пишет: «Если бы Вы знали, с каким тяжелым сердцем я уезжаю. Пытаюсь поверить, что это Божья воля и что, возможно, Он спасает меня от бóльших неприятностей. Но уезжать так далеко от тех, для кого я жила и живу, и кого я люблю больше своей жизни и всего мира. Сердце разрывается – я страдаю пять месяцев без перерыва, и я так устала; иногда я удивляюсь, что еще жива. Мне причиняет такую боль чувство, что я изгнана своим народом, но я все равно счастлива, знать, что я страдаю ради Них, любимых; возможно, Они будут страдать меньше, если я пострадаю больше. Сегодня я наконец получила документ из Комиссии о моей полной невиновности. Как я говорила вам, они так добры ко мне, все члены этой Комиссии (многие из них социалисты), теперь они понимают, насколько ложной была клевета в мой адрес все эти годы. Все эти допросы были такой пыткой; у меня их было 15, и каждый продолжался не меньше 4 часов. Я так счастлива, что смогла опровергнуть все эти грязные истории, и, в целом, я навсегда доказала величие и полную невиновность того, кто для меня дороже всего мира: H. M. (Her Majesty) – Ее Величество.
Сегодня они приходили с документом и сказали, как они страдают из-за меня, но все-таки думают, что для меня, возможно, действительно лучше уехать. Мои бедные старики-родители продолжают оставаться в Финляндии, на даче Михайлова, в Териоках. Доктор Манухин спас мне жизнь, он святой человек, хотя и социалист – зная правду обо мне, страдал вместе со мной. Бог послал мне его в тюрьму, когда я практически умирала, они давали мне 3 дня жизни (первый доктор бил меня по щекам, заставил раздеться перед солдатами и мучил меня, когда я умирала). Манухин поговорил с солдатами, которые подняли мятеж и хотели убить нас всех и его тоже. Я склоняю голову и преклоняюсь перед ним… (он уехал, Бог знает, увидимся ли мы вновь). Какую боль приносят все эти расставания, они подобны смерти. Скажите Им, что я живу только ради Них, что каждую минуту я молюсь, думаю, бесконечно