с разбежавшегося ожерелия
состоявшейся Сары Бернар.
Украинское
Я, конечно, родился в России,
но когда-то, в иных временах,
во Днепре мою душу крестили
и Шевченко, и Мономах.
Я люблю Украину за нежность,
за шевченковский шепот полей.
Уважаю ее незалежность,
оселедцы ее ковылей.
Как же может любовь испариться
устоявшая в страшной беде,
испариться из-за кипарисов
да корабликов на воде?
И я плюну в сучьего сына,
озверевшего от вранья,
если скажет, что Украина —
это родина не моя.
Напутствие
М. Кацу
Надо собственные ноги
донашивать,
и дорогу у дороги
не спрашивать.
Пусть сама дорога спросит,
как ей выгнуться,
нас полюбит и не бросит,
даст нам выбраться.
Все пророки – лжепророки,
но в безбожии,
наши женщины – дороги
в бездорожии.
Пусть судьба им не отплатит
ни морщиночкой,
и не капнет им на платья
ни борщиночкой.
Надо так любить любимых
и детей своих,
чтоб злодеям стыдно было
в их злодействиях.
Каждый носит сам дорогу
в своей совести.
То ли к власти, то ли к Богу —
выбор собственный.
И еще одна забота
пусть прибавится —
стать дорогой для кого-то
не предательской.
Быть своим там, где дубравы
и поля тихи,
и подальше быть от славы
и политики.
И у гроба на погосте
с речью длинною
не сползти к могиле в гости
вместе с глиною.
Перед смертью не метаться.
С ней условиться
и навек в живых остаться,
как пословица.
Цензура равнодушьем
Не стоит ждать народного «спасибо».
Просторен гроб, когда в нем ни цветка.
Плевками смоют грязь, когда спесиво
плюют на крышку гроба свысока.
Но все же лучше ненависть и зависть,
чем занятость сгребаньем в свой совок,
чем тайно под ладонью рты раззявить
лишь для того, чтоб заглотнуть зевок.
Была цензура, схожая с удушьем.
Она, казалось, изгнана взашей,
но вот пришла цензура равнодушьем
и в чем-то оказалась пострашней.
Как мы себя обкрадываем сдуру,
поскольку с приснопамятных времен
народ имеет ту литературу,
которую заслуживает он.
Подзаросли тайгой дремучей уши.
Литература русская, прости.
Нас не казни… За наше равнодушье
ответным равнодушием не мсти.