Сгоревший маскарад. Георгий Константинович Hastons

пробуждённых домыслов. Каким-бы парадоксальным не был этот феномен, но он действительно остепенял сознание своей жертвы, и та снова одевала на себя шоры, вновь соглашалась стать арестантом под куполом обыденности. Такими вот психологическими приёмами пользовались те, кто боялись утратить материальную опору и выбиться из колеи привычных распорядков. Почему же люди боялись покинуть выверенные пределы? Да потому что страшились встречи с неизвестностью. Направленность этих сужающих кругозор фокусов была одна – это противостояние угнетённости. Ведь именно с мысли и только с неё как раз и начиналось прозрение, а духовный рост – всегда был нечто болезненным, так как душу начинают сковывать трепет перед чем-то неизвестным.

      Так уж завелось, что человек всегда боялся столкнуться с неведомым. Издавна, философы стали говорить об истинном страхе, как страхе самого страха, то есть, когда человек начинает бояться не какой-то конкретной вещи или ситуации, а того, чего не может предать описанию. В этом заключалась проблема всей современности; она с торжественным видом была готова испытывать трепет перед трудностями объективного характера и отмаливалась нежеланием страшиться чего-то более духовного по причине нелепости такого рода тревог. Но в сущности, несуразица страха неизведанного была ничем иным как прикрытием, щитом труса, боявшегося пережить настоящий ужас при столкновении с чем-то новым; обывательский ум не был подготовлен сойтись в битве с врагом такого уровня, ибо знал и очень хорошо чувствовал, что стоило ему только посмотреть в бездну, как она тут же поглотит мелочную личность без всякого остатка.