я, как ребенок, оробел.
Стоял я вроде истукана,
не в силах сделать первый шаг,
но вдруг оттуда, из тумана
услышал я: «Давай, земляк…»
И я вздохнул светло и просто,
как будто вдруг меня спасла,
перекрывая эту пропасть,
прямая крепкая сосна.
И мне казалось – постепенно
все раздвигались эти стены,
и вся в огнях и зеленях
гудками Волги и Урала
страна звала и ободряла:
«Давай, земляк… Давай, земляк…»
Меня в Москве, кусая, жаля,
«народным гневом» напужали,
но вместо яда молоко
мне дал народ, к Москве небрежен,
и не забуду я, как нежен
был гнев народа моего…
Зиминский мэр
…Лишь некто – важно и достойно
в костюме серого бостона,
в полуботинках цвета беж
не аплодировал – хоть режь.
Сидел он мрачно и набухло,
прищурив левый глаз, как будто
все брал в уме на карандаш,
и выражал гримасой кисло, —
мол, в этом я не вижу смысла,
а если вижу – то не наш.
Глядел он, сам себя терзая,
на аплодировавших в зале,
подозревая зал на треть,
он, правда, хлопнул раз в ладоши,
но на свои ладоши тоже
стал подозрительно глядеть.
И после вечера тот некто
уже при шляпе для комплекта
себя представил у крыльца
немногословно и спокойно:
«Я – председатель исполкома
и, так сказать, я от лица…
Такое мненье есть у ряда —
не все у вас в стихах, как надо.
Вот, скажем то, что про Зиму.
Масленку мы давно изжили,
а вы стихи о ней сложили —
отстали, судя по всему.
Вот взять хотя бы для примера
меня… Я родом из крестьян,
ну а теперь дорос до мэра,
как говорят у англичан».
Мэр половодьем разливался —
уже в глазах он расплывался,
а я молчком, молчком, молчком
и в ночь – бочком, бочком, бочком.
Я после критики могутной
побрел с орешками в горсти
во мгле, нежизненно мазутной,
и по нежизненной грязи.
Совсем нежизненные бабы,
подвыпив, пели под гармонь.
Совсем нежизненно на бане
висело краткое: «Ремонт».
И смазчики, почти условны,
все в негативнейшей пыли
давно изжитые масленки
в руках нежизненно несли.
Ах, председатель исполкома,
прости, что смылся без поклона.
От обвинений воздержись.
На жизнь все это не походит?
Так что ж, по-твоему, выходит,
она нежизненная – жизнь?
Еще так много будет мэров
учить, да и ловчить умелых.
Их плетью не перешибу.
Бессмертным стану ли по праву?
Переживу ли свою славу?
Но мэров