– Не рви! – сорвался Гришка вмиг. Зря – не успел.
– Да ты чего? – Алексей выпятил губу. – Липа же! Цветущая! К чаю, и мне от слономух отмахиваться.
И как тут объясниться, ежели сам не знаешь, отчего так вздёрнуло? Варварство ли по отношению к лесу, собственная ли беспомощность противостоять этому… Чёрт его знает! Только где-то под сердцем громыхнуло, встряхнуло.
Алексей спокойно оборвал развесёло-желтые венчики цветов.
Гришка понуро прислонился к дереву, прикрыл глаза ладонью, провёл по лицу, смахивая дурноту и мальчишескую дурь, подмывавшую вдарить хоть кому-нибудь, неважно кому.
– Что, до бруслины? – Алексей теперь казался бодрым. Ещё б не радостным быть, когда в руках целый букет полезной добавки к чаю. Карамельный аромат разлился от густолиственных веточек.
– Пойдём, – опустошённо согласился Гришка. По рассеянности он разбросал из памяти все лесные тропки, поэтому шёл, сам не зная куда.
За спиной оставили они торфяники, чарусы и ещё в прошлом веке положенных там утопленников. На востоке – вертепник дремучий, может, и деда Гришкиного пожравший, неизведанный, таинственный.
Тупиковый лес только на вид доброходный и доступный каждому. А на самом деле, сколько здесь народу перегибло, перетонуло, пропало – не перечесть.
Гришкой была изведана только окраина, ближе к бабушкиному дому, зато как изведана! Знал он каждый кустик, каждую травинку, деревце, вплоть до той самой липы, исправно дававшей пушистые цветы.
– Ты куда ведешь-то? – Алексей встревожено бросал взгляд по сторонам – он плохо ориентировался в лесу.
Гришка покусал пересохшие губы. Как они снова оказались у пруда, он не понял. Старичка на пеньке уже не было, только крылатые вампиры донимали жужжаньем.
– Не тудыть слегка ухлестали, – согласился Гришка. Придётся нестись обратно, перебирать мышцами для всхода по травяному отлогу.
Прошли валежник, снова наткнулись на липу, вновь что-то щёлкнуло по сердцу при виде веточек, обглоданных Алексеевой жадностью. Забрели в густой ельник. За ним находилась опушка, а там и бруслина, и может, след Гвидона…
По старым зарубкам на коре сосенок, оставленным неведомым пращуром, смотрел Гришка, где свернуть, где прямо идти. Вот в тени припорошилась мхом рядовка. Мякотная, вываленная в бледновато-вишнёвом оттенке. Здесь на сосне был вырезан крест, неприметный для непосвященного. Недалеко до опушки осталось.
Где и когда не так пошёл Гришка, осталось смутной загадкой. Снова вышли к пруду. Снова упорно двинулись обратно. Снова кончиками листьев плакала липа…
Всё шло, как обычно, как надо, как завещали лесопроходцы отметинами на стволах. Только когда внезапно очутились они на кочкарнике болотистом, упорство и уверенность Гришки подтаяли. Снуло звенел гнус, вязко чмокала под ногами размокшая землица, равнодушно качали головками хвощи, от долгой ходьбы