Сергей со всей силы пнул обувную тумбочку, пробив в ее боку неровную дыру, легко освободил локоть, хоть Катя держалась за него как могла сильно, обеими руками, и не разуваясь ушел к себе, где с грохотом вывалил все из шкафа на пол и стал торопливо запихивать в чемодан, который был куплен в прошлом году для поездки на юг, куда так в итоге и не собрались по нехватке средств. А Катя стояла на прежнем месте, и со слезами смотрела на мать, и все шептала:
– Мама, зачем ты это делаешь? Зачем делаешь?!
Теща сначала напряженно молчала, но быстро пришла в себя и разразилась гневной тирадой, и опять Катя оказалась виновата – в том, что вышла замуж не за того человека, а за голь бесквартирную. А ей, теще, теперь что, в подворотню идти бомжевать? Не дождетесь! У нее здесь всё, всё: и соседи приличные, и магазины, и поликлиника; и молода еще – матери указывать, она, теща, пока еще тут хозяйка – не захочет разъезда, так его и не будет, пусть зарубит себе на носу! Ишь какая умная выискалась!!!
Никогда не понимала Катя, почему мама и ее многочисленные подруги послевоенного поколения употребляют слово «умный» в качестве ругательства, а когда хотят действительно похвалить человека, лепят уменьшительное «умненький». Она смотрела на кричащую тещу, долго смотрела. И оттого, быть может, что не моргала, слезы быстро высохли. Она улучила момент, когда теща возьмет небольшую дыхательную паузу между криком и криком, и очень спокойно сказала, что разъезд состоится в самые кратчайшие сроки, вне зависимости от желания или нежелания тещи, поскольку квартира приватизирована в трех равных долях – на тещу, на Катю и на Дарьку, а Дарькин официальный опекун, естественно, Катя, и если по закону ей, Кате, захочется выставить на продажу две доли из трех (а ей хочется, никогда так не хотелось, как сегодня!), то она это сделает; а коль скоро теща вздумает сопротивляться, то Катя подаст в суд на разделение коммунальных платежей и потом продаст две комнаты из трех первым встречным гастарбайтерам; и нет, дорогая мама, это не пустая угроза, комнаты ведь изолированные; а тогда, раз по-человечески вести себя не желаешь, добро пожаловать в коммуналку! Сказала и ушла вслед за мужем, дверь комнаты за собою прикрыв тихо-тихо, так что слышно было, как идут коридорные часы с кукушкой, доставшиеся от бабушки, и стала помогать складывать вывернутые из шкафа вещи покомпактнее, чтобы побольше влезло в отпускной чемодан. Катя и Сергей не смотрели друг на друга и ничего не говорили – а что тут скажешь?
Теща тоже примолкла в коридоре. Повлажнела глазами, присела на краешек галошницы, по-бабьи сложила руки на животе, как это делали солдатские матери в старых советских фильмах про ВОВ, когда им приходила похоронка, и стала тяжеленько вздыхать в сторону Катиной комнаты, но Катя к ней, конечно, не вышла.
Сергей занял у бывшего однокурсника надувной двуспальный матрас, и через тридцать шесть часов, когда линолеум подсох, супруги окончательно перебрались на новое место. Из мебели ничего брать принципиально не стали,