– Э-э-э нет, сударь! – размахивая указательным пальцем перед лицом француза, видимо, что-то возражая, произнёс Пётр Иванович. – Нет, Бар-то-ля-ми, али как там вас? Неправда ваша. Льстите, поди. Вы слишком добры к нам, русским. Боитесь всю правду о нас высказать, бо-и-тесь, по глазам вижу! Чай, поход на Москву пообломал-таки вашу прыть… До сих пор, видать, в глазах смоленский мужик с вилами стоит.
Посол замахал руками.
– То-то… – произнёс Пётр Иванович.
Старик с довольным видом расправил свои хилые плечи и, собираясь продолжить патетическую речь, лихо подкрутил усы. И вдруг, видимо, что-то вспомнив, он весь поник, сдулся, будто из него выпустили воздух, и грустно вздохнул. Плечи его опустились, голос стал тихим, едва слышным.
– А правда, сударь, она есть, и она горькая: вороват и нечестен люд русский, особливо чиновники государевы – ура-патриоты. Всяк из них глотку дерёт за государя-батюшку, а сам тут же норовит урвать из казны и положить в карман свой бездонный!.. А мужик что?.. Ему святое дело – отлынивать от работы. А чуть что – бунт, страшный, бессмысленный и беспощадный, как писал наш поэт Пушкин. А всё почему? Только давеча говорил ужо: учить мужика надобно, учить уму-разуму европейскому, да и свою даровитость не забывать. Не всё и у вас, Барталямеич, там, в Европах, хорошо и ладно, коль смотреть с нашего славянского уразумения. Не всё… господин посол. Другие мы, француз мой дорогой, дру-ги-е! И ничего с нами не поделаешь! Вот такие мы, русские!
Посол Кастельбажак с удивлением слушал неожиданно разоткровенничавшегося с ним почти незнакомого русского вельможу. И странно, но перед его глазами действительно стала медленно всплывать картина позорного бегства французской армии из Москвы в прошлую войну… Он, молодой гусар дивизии маршала Даву, в бабьем шерстяном платке на голове, укутанный в рваную в нескольких местах шубу, точнее, в то, что от неё осталось, голодный, с отмороженными руками, едва переставляя ноги, бредёт в шеренге таких же горемык-товарищей по смоленской дороге на Запад. И… о ужас! Из всех кустов вдоль дороги выглядывают бородатые мужики и тычут, тычут вилами в бока измождённых солдат императора Наполеона… Страх перед этими мужиками крепко засел в его сознании.
«Брр… Не дай бог такого повторения…» – с ужасом подумал посол. Однако вслух с акцентом, перевирая слова, видимо, от нахлынувших воспоминаний, воинственно и даже с нотками некоторой презрительности произнёс:
– Нас не мужики победили тогда, а ваши морозы, сударь. Не будь их…
– Что?! – заорал Пётр Иванович, да так громко, что обратил на себя внимание окружающих. – Морозы?.. Ты вот что, француз, говори, да не заговаривайся. Правда наша горемычная только нас и касается, в коей мы сами разберёмся. А вы, господа французы и прочие, попробуете еще раз сунуться к нам, мужики наши теми же вилами башки ваши разнесут к чертям