– Ох, брат, не говори. Куда ни глянь, везде найдутся тираны и детища ехиднины27. Когда-нибудь, надеюсь, Господь положит конец нашим страданиям. Вся жизнь – как одно большое, тяжкое бремя.
– Ничего, все это временно. Наберемся терпения и целомудрия, а немного погодя Господь все расположит по своим местам.
Эдвин был сдержан. Он гордился своим другом. Где-то внутри он всегда оценивающе смотрел на Фабиана и замечал, что тот кроет в себе бо́льшие силы, чем те, что сходу бросаются на глаза. Жизненная энергия била из него, как молодой родник. Он загрубел от непростой судьбы, но вместе с тем продолжал оставаться христианином.
Тем временем усталость напомнила о себе и вежливо пригласила иззябших путников ко сну. Добрые два первых часа Фридеман громко сопел, свистел и поскрипывал зубами, не давая гостям уснуть, но вскоре они перестали его слышать. Он проснулся только потом, чтобы подкинуть дрова на остаток ночи. В мелькающем свете огня было видно, как тихо стоит на коленях и молится Фабиан Сарто. Радостно улыбаясь, Фридеман подобрал дрова и подполз к печке, открыл ее, и, подставив лицо горячему потоку воздуха, бросил на угасающий огонь поленья. Затем прополз обратно и, нырнув под покрывало из шерсти, закрыл глаза.
Близился рассвет. Эта долгая ночь впитала в себя всю усталость миссионеров и подарила им долгожданный отдых.
Часть III
Глава 1
Ранний мороз оплел окна колючими узорами. Эдвин мог часами сидеть, размышляя о чем-то важном и очарованно исследуя изморозь. Ее будто выдумал мастер-стекольщик, а его невеста навешала под скатами крыш хрустальные серьги. Солнечные лучи пробивались в дом, играя радужными цветами, отраженными от красного нефрита, кусок которого Фридеман оберегал, как последнее богатство Земли.
Спустя час мороз отступил, открыв вид на прекрасное убранство безлюдного заснеженного двора.
Эдвин совершил утреннюю молитву, подвязал рясу, накинул и примял капюшон, спрятав уши, и, потягиваясь, вышел на крыльцо. Пар густо поднимался от него, растворяясь в холодном воздухе. Эдвин почти продрог, в то время, как Мануэл, по-прежнему не промолвивший ни слова, отправился проверить лошадей, – за ним тянулась в глубоком снегу цепочка следов.
Затем дверь отворилась вновь, и к Эдвину присоединился Фабиан. Они оглядывались по сторонам, полные решимости разорвать оковы греха, окутавшие эти места. Желание вернуть непокорных язычников к истине было необоримым.
Эдвин легко похлопал Фабиана по спине, указав на старый искривленный крест, буквально повисший на одной из башен храма – на двух других крестов не было вовсе. Обходя храм стороной, они обратили внимание на небольшое кладбище. Скромные кресты с надгробиями, которых на вид было не больше двадцати, были запорошены снегом.
– Нужно восстановить заброшенный храм, – предложил Эдвин. – Было бы