Птица с перебитыми крыльями. Левон Адян

секретарю ЦК. Так вот, по его словам, идёт молва, дескать, уголовников из тюрем выпускают. Обо всём мне он не говорит, но я вижу, чувствую, что готовится что-то плохое. Каждую субботу и воскресенье в здании филармонии проходят тайные совещания во главе с этим самым Гасановым… Пусть грядущий день принесёт нам мир, – с тем же задумчивым видом продолжил он свой тост, – и пусть люди не останутся без крыши над головой, и пусть нам не дано будет услышать плач и причитания по безвременным утратам. – Он взглянул на часы и, вставая с места, сказал: – Простите, мне предстоит встреча у метро «26 комиссаров». Минут через десять-пятнадцать я вернусь.

      Тост Армена и в самом деле прозвучал необычно и странно, однако подумалось, что всё это пустые разговоры. Мы его, правда, сразу же забыли, но в дальнейшем я частенько вспоминал эти зловещие слова Армена. После его ухода мне бросилось в глаза, что девицы у бара тоже исчезли. Их вытянутые кверху стаканы с едва ли наполовину выпитым джином остались на стойке.

      Мы с Реной немного потанцевали. Меня снова приятно взволновала её робость и смущение, и щекотка от прикосновения её волос к моему подбородку, и хрупкое тепло её тела под моими ладонями, и лёгкая поступь в танце, и её радость, и то, как она, дуя на спадавшую на лоб мешавшую ей золотистую прядь, дружески на меня смотрела.

      Армен же так и не пришёл. Мы прождали и пятнадцать обещанных минут, и час, и два; напрасно.

      – Его нет, – зафиксировал я, в очередной раз поглядев на освещённое люстрой зеркало – в нём отражался весь лестничный пролёт вплоть до первого этажа. Видно, в моём голосе не было и тени сожаления; Рена обратила на это внимание.

      – А тебе хочется, чтоб он вернулся?

      – Нет.

      – Почему?

      – А тебе? – тоже перейдя на ты, вопросом на вопрос ответил я.

      Рена покачала головой, привычным движением убрала волосы со лба. С ответом она не спешила.

      – Нет.

      – И почему же?

      Я положил на её руку ладонь. Она руку не убрала.

      – Потому что ты этого не хочешь.

      Я ласкал её пальцы своими, и она не отнимала руки, потом её рука повернулась в моей ладони, и наши пальцы переплелись. Меня охватило волнение, сердце тревожно затрепетало и наполнилось необъятной любовью и умилением. Я прильнул губами к её длинным, нежным, чудным пальцам.

      – Рена, – с замирающим сердцем взволнованно шепнул я, – хочу, чтобы ты поверила – нынче самый славный, самый красивый, самый удивительный и счастливый день в моей жизни. Ты веришь?

      – Верю, – сказала она и её губы запылали, как никогда прежде. – Я хочу, – продолжила Рена дрогнувшим голосом, – хочу, чтоб этот день был первым и чтобы таким же стал последующий и все прочие дни. А сейчас пойдём, уже поздно.

      Я поблагодарил официантку за чудесный вечер, не забыв при этом незаметно положить ей в карман красную купюру, рассчитался также