Там же, в Закавказье, отец и узнал о том, что началась война. Но сразу на фронт не попал. Сначала, в августе 1941, вместе с сослуживцами поучаствовал в походе Красной армии в Иран (и куда только судьба не забросит простого русского мужика). Иран запомнился отцу страшной жарой («спали, завернувшись в мокрые простыни») и пением муэдзинов с минаретов. В сентябре дивизию перебросили на юг Украины, под Полтаву. Уже через три дня после выгрузки из эшелона 207 стрелковый полк, в котором служил отец, вступил в бой, который с отрезвляющей жестокостью продемонстрировал всю разницу между довоенной пропагандой и настоящей войной – в течение суток полк лишился почти всех офицеров. Потянулись мучительные дни и месяцы отступления от Днепра до Дона. Отступали, но не бежали! Боевые приказы и журнал боевых действий 207 сп конца 1941 – первой половины 1942 года изобилуют записями: «приказываю атаковать и овладеть рубежом северная окраина села…», «ввиду превосходящих сил противника совершить марш и занять новый рубеж обороны южнее рощи…» и так далее и тому подобное. Так, с тяжелыми боями, отходили от деревни к роще, от рощи к высотке, теряя людей и вооружение. И окапывались, окапывались, окапывались. Иногда полку удавалось проводить успешные наступательные операции локального характера, и уже в марте 1942 года полк был представлен к награде. Ну а в перерывах между боями, в дни затишья (бывало, оказывается, и такое, даже в первые месяцы войны), бойцы и командиры не только занимались окопными работами, починкой обуви, стрижкой и помывкой личного состава, но и находили время и возможность «морально разложиться» с местным женским населением. Так в селе Шебекино, что под Белгородом, где полк в начале 1942 года задержался на некоторое время, товарищи командиры под гармошку катали на санях своих подруг, бабоньки беспрепятственно проходили все посты, чтобы пронести угощения ухажерам прямо на передовые позиции. Наконец, дело дошло до разбирательства высокой дивизионной комиссией, по результатам которой были приняты суровые меры дисциплинарного характера – кому-то объявили выговор, кого-то посадили под домашний арест. Штрафные подразделения в Красной армии тогда еще не были учреждены, да и сами люди еще не успели очерстветь и ожесточиться от ужасов войны.
Командуя взводом конной разведки, отец не ходил в атаки и, видимо, поэтому, несмотря на тяжелую обстановку на фронте, в первый раз был серьезно ранен (то есть когда потребовалась госпитализация) только в ноябре 1942 года в боях под Клетской. Легкие ранения отец обычно перевязывал себе сам, оставаясь в строю, как и большинство его товарищей: «кости целы, мясо нарастет». Конечно, были и те, кто даже получив пустяковую царапину, голосили, звали санитара и требовали эвакуацию с поля боя. По словам отца, таких не уважали.
После госпиталя