Танкист и его боевая подруга, жена офицера. И его мама гордо держит свою ладонь на папином офицерском погоне.
И вновь он обращался к ним, вспоминал, как трудилась в колхозе его мама, как воевал отец, которого он видел всего два раза, совсем маленьким. Командир танка смог перед боем посетить родное село, привез своим родным и домочадцам военной еды, мужской одежды и денег по продаттестату. Помнил, его сынок, помнил, потому то всю жизнь любил и обожал танкистский шлем, что о трех ребрах на голове.
В армии он, как и отец, стал танкистом и ему, в положенное время, выдали точно такой же танкошлем. И после демобилизации он взял с собой. И всю жизнь их было два.
Так как отец был похоронен в братской могиле, то всегда рыбак, и когда он был молодой сталеваром, танкистом на побывке, и просто семейный человек в свой особый день, день рождения, приходил или приезжал к памятнику. Оставлял букет.
Про этот букет рассказывала ему мама, и он всегда собирал его сам, в память об отце танкисте, погибшем в Курской битве. И домой привозил букетик, в память его любимой женщины – своей мамы. Но в этот раз, в этом году, он не успел.
Прошла окончательно зима, сразу наступила весна и однажды вдоль по всему огромному Белгородскому водохранилищу прошла большая, глубокого хрусталя, мощная трещина. Все кто был на водохранилище, и рядом и даже за десять километров в одно время услышали огромный звук, словно это был далекий гул Курской битвы, словно вновь война опять по нашей земле.
Но светило всегда новое весеннее солнце, небо было голубым, а воробьи перестали сбиваться в стаи, чтобы легче быть храбрыми и наглыми по зиме. Только то и произошло, что не стало у нас старого металлурга, сына храброго танкиста и красивой мамы.
Сын умершего металлурга, капитан танковой роты, положил на большой тяжелый гроб, списанный по акту, старый танковый шлем, как и завещал отец. Дедов же шлем взял себе, чтобы передать дальше. Как было два шлема, так и остались.
А на танке, который давно стал памятником, подле черной гусеницы справа, возник зеленый бархатный пучок лесных цветов. Точно такой же, как когда то, преподнес своей возлюбленной галантный кавалер ордена Отечественной войны танкист, командир боевого танка.
Остановил свой танк в лесу, и весь экипаж, во главе с командиром рвали лесные цветы для его любимой жены и маленького сыночка. Каких тут только цветов не было, запоздалые одуванчики, сине-красные венчиком цветы кипрея, что так хорош для чая вместе с серенькой, но пахучей душицей и зверобой, чьим именем нарекут грозное самоходное орудие, – много у нас красивых цветов для тех людей, которые любят друг друга. Попали в этот букет роскошные камуфляжные листья папоротника и прямые маковки медвежьего уха, словно артиллерийские перископы.
* * *
И все русские, все родные, – до самого последнего мига…
Хутор