Оля дождалась, когда Ира замолчит (на редкость, это произошло достаточно быстро).
– Так. Ира, тише. Мы сейчас едем домой. Через три часа придет народ, помянем. Успокоимся. Утром решим, что делать. Ира, я устала, поехали.
Ира закрыла глаза. Ее губы обессиленно вытянулись в нечто похожее на улыбку.
– Я тоже заебалась… поехали.
Я – Ксения
Всем привет! Меня зовут Ксения, и я старомодна. У меня есть ноутбук, но я все равно попросила девочек принести мне толстую тетрадь и ручку, чтобы я начала вновь вести дневник. От руки писать как-то интереснее.
Этот дневник уже как минимум третий в моей жизни, но предыдущие два не сохранились – постоянно переезжала, теряла рюкзаки, сумки… Теперь придется напрячь память и вспомнить все написанное прежде и даже больше.
В больнице я уже четвертый день. Дни здесь похожи один на другой, они очень длинные и мне скучно. Но тратить время на сериалы или журналы глупо. Я знаю, что времени у меня мало: у меня есть Google и я знаю свои диагнозы. Врачи пытаются меня подбодрить, но я-то понимаю, что все не так. Не виню их: они врут мне не со зла. Наверное, лет двадцать назад, когда не было никакого интернета, их слова мне действительно бы помогли, я верила бы, что смогу выкарабкаться. Но, увы, в моем Huawei есть 4G, и я еще не потеряла рассудок.
Хочется успеть осуществить свою мечту, но какую? Прыгнуть с парашютом не вариант, Земфира концертов не дает, да я и сама далеко отойти от палаты сейчас уже не в состоянии. Остается только начать писать мемуары. Я же в юности хотела стать второй Джоан Роулинг. Ну и сейчас друзья «ВКонтакте» и Facebook пишут мне, что я круто излагаю свои мысли. Черт его знает, может быть, после моей смерти по мотивам этих писанин Гай Германика кино снимет.
Сегодня весь день льет дождь, пасмурно, лень даже думать о чем-то серьезном. Но я все же попытаюсь воспроизвести свое самое первое воспоминание, чтобы было с чего начать дневник.
Это декабрь 1994 года. Мне уже почти пять лет. Мой стройный и красивый папа катит меня на санках из садика домой. Снега в наших краях зимой горы, убирать бесполезно, детей поголовно на санках и возят. По крайне мере, возили в 94-ом.
И ты сидишь, счастливая и важная. Смотришь на небо, где очень много звезд и они такие яркие, такие красивые… И, конечно же, падают снежинки. А ты, понимая, что у папы на спине глаз нету, ловишь их ртом. И гордишься, что сделала что-то очень важное и запретное, но никто тебя за это не отругает, никто не скажет: «Ты что! Заболеешь ведь!»
Я очень хорошо запомнила этот вечер. Придя домой, папа переодел меня и усадил перед телевизором. Мы жили в общаге в очень тесной комнате: маленький столик, диван, шкаф, телик и раздвигающееся кресло, на котором я и спала. Все.
Я смотрела какую-то передачу, родители,