Я уже было поспешил псу на помощь, но замер на месте при виде необычной картины: Пират снова до отказа натянул цепь, развернулся задом и, вытянув хвост, аккуратно подгреб им миску к себе под морду! Я не поверил своим глазам и снова вернул миску с макаронами на место. Пират даже взвыл от обиды, но тут же повторил манипуляцию с хвостом. Я захохотал на весь двор, и крепко взяв Пирата за уши, поцеловал его в мокрый нос. А когда он вылизал миску, принес ему добавки.
Как-то отец привез из степи изловленного им малюсенького корсачка – оставшегося по какой-то причине без мамкиной опеки рыжего степного лисенка с большими треугольными ушами. Он был совсем дикий, как-то по-особенному – сейчас бы сказали пикантно, – пах, часто ощерял мелкие и острые, как щильца, зубы и смешно тявкал, отпугивая от себя всех любопытствующих.
Но уже через неделю Лиска – так мы не особенно изобретательно назвали корсачонка, – спокойно давал себя погладить, с удовольствием лакал молоко из миски и, что выглядело особенно странным, подружился с Пиратом. С другой стороны – что же тут странного, оба ведь были из семейства псовых.
Лиска первое время жил у нас дома в картонной коробке, а во дворе, куда мы с моим младшим братом выносили его поиграть, боязливо жался к нашим ногам, опасаясь всякой домашней живности. А вот в Пирате Лиска нашел родственную душу, и мы подолгу с удовольствием могли наблюдать, как корсачонок терзал пса за хвост, хватал его своими острыми зубками за морду, с фырчаньем топтался по его широкой спине. А Пират лишь блаженно щурился, да иногда для острастки мог гулко гавкнуть на заигравшегося лисенка и легонько потрепать его за холку. Что, впрочем, не умаляло пыл его маленького друга.
Всю зиму Лиска провел у нас в доме, заметно подрос за это время и казался ласковым и практически ручным зверьком. Но однажды в нем все-таки проснулся зверь. Ну, или звереныш. Мама подращивала дома, в специально обустроенной отцом загородке, несколько десятков высиженных курами-наседками совсем еще крохотных, все время пищащих цыплят. И Лиска, с любопытством посматривающий в сторону этой загородки, все-таки разглядел там «дичь». Пока кто-то из домашних опомнился, пока сумел поймать озверевшего Лиску за его шикарный хвост, в загородке остались лежать бездыханными несколько желтых комочков.
Что тут было! Мама плакала над цыплятами и требовала, чтобы корсачонок был безвозвратно изгнан не только из дома, но и вообще со двора, мы с братом тоже голосили, протестуя против такого жестокого решения. Но отец согласился не с нами, а с мамой, и пошел в кладовку за мешком, чтобы унести в нем Лиску в степь. Мы же с братом, очень полюбившие этого хитроглазого и веселого звереныша, едва ли не в ногах валялись у родителей, умоляя простить несмышленого корсачонка и оставить его в качестве если уж не домашнего, то хотя бы дворового животного.
И Лиску