Сощурившись, он осмотрелся. Сидящие вокруг люди окидывали его испытующими взглядами. Никаких признаков отличий на серой форме у них не было, оружия тоже. Человек машинально проверил чехол на бедре. «Ах да».
Только теперь человек начал понимать, что с подъёмом он поторопился: до него с запозданием доходил смысл услышанных от сокамерников слов. Незаконченное дело, офицер, который никак не должен был тут оказаться. Да и общались они, словно знакомы друг с другом достаточно давно. Вероятность того, что эти неприметные бойцы изначально были группой в тылу, возрастала с каждой новой секундой. И скорее всего, он мог бы подождать ещё немного и узнать что-нибудь важное о планах… своих врагов.
– Ты там как? – спросил тем же звонким голосом сидящий справа. «Старший группы, азиат лет тридцати-сорока… Майор». Будто запрограммированный, разум человека считывал и сравнивал информацию с новыми зрительными образами. Готово.
– Тебе-то что? – огрызнулся человек, потирая шею.
– Человек человеку друг. – Цыкнув, сидящий в дальнем углу солдат скорчил причудливую гримасу. Эти вояки чувствовали своё превосходство.
Прошло около десяти секунд, прежде чем некоторые из них ухмыльнулись под давлением накатывающегося смеха. Казалось, они были слишком уж беззаботны для людей в их положении. Какой-нибудь условный Хемингуэй в полной мере бы оценил умение этих людей балагурить, когда под их ногами горела земля, невидимыми силами решались их судьбы.
Человека начала одолевать неподдельная злоба: – пленные солдаты подшучивали над ним, как над деревенским простачком. Он-то волк, убийца, неприятель для них всех, и каждого взятого по отдельности. «Будь у меня хоть малейшая возможность, я бы вас научил уважению, – закипал человек. – Убил. Я уже это делал, и будьте уверены, сделаю снова».
В нём до сих пор теплилось горькое послевкусие последнего кровопролития, и то внутреннее, сущее, что сопротивлялось несколькими часами ранее, теперь превратилось в жестокого и расчётливого зверя. И только мысль, намертво врезавшаяся в мозг человека, твердила: «ты почувствовал кровь, ты будешь делать это и дальше».
Блок-автомобиль, в котором их везли, начал сбавлять скорость, круто повернул, затем и вовсе остановился. Двигатель еще несколько раз громыхнул, прежде чем утихнуть. Всматриваясь в пол, человек почувствовал упавшую ему на плечо руку. Приподняв глаза он увидел перед собой всё того же неугомонного персонажа, офицера без опознавательных знаков, вражеского пленного.
Глаза его блестели пламенем, ввинчиваясь в душу человека. Будто бы он всё знал. Знал, что сегодня он в первый раз убил. Знал, что тот час же был готов провалиться под землю за это. Знал и то, что человек переступил через это состояние сейчас, и был готов убить снова. Человек отогнал ощущение сопричастности, которое утихло так же