всего убивает – это то, что в школе преподают все, что ребенок уже давно узнал на улице, из грязных фильмов и сайтов лишь в одиннадцатом классе. Лишь в одиннадцатом классе тебе наконец рассказывают, как устроены мальчики и девочки. Вы только прикиньте! Когда у нас как раз был такой урок, то наша классная Раиска–барбариска, рассказывая о женской и мужской физиологии, раскраснелась как помидориха и дышала как паровая машина. Все тогда ржали как угорелые, а классная охала, как дура, и продолжала рассказывать то, что и не требовалось рассказывать, потому что никому это было ненужно (за исключением, наверно, самых отъявленных правильных деток, которые до сих пор находились в неведении по этому интересненькому вопросику). Сидя тогда на уроке и играя с Риком в морской бой, я время от времени поднимал глаза на нашу классную, и мне все казалось, что она сейчас грохнется в обморок от нервного перенапряжения – все-таки вещала нам про половое образование, которое ей самой-то открыли подружки постарше. На доске тогда висели два плаката: мужская и женская половая система. Классная, тыкая указкой, называла то, что входит в мужскую половую систему: мошонка, семенники, Куперова железа и т.д. Член она назвала пенис (должно быть, пенис звучал солиднее и по-научному, а может, она просто боялась, что если скажет член, то кто-нибудь спросонья решит, что он на уроке русского у Бочонка и начнет называть члены предложения: главные и второстепенные). При рассказе о мужском члене биологичка скукожилась, мышцы на шее у нее напряглись – вид у нее был, как у меня, когда я разыгрывал из себя больного. Когда же она перешла к женской половой системе, наступила настоящая хохма, умора из умор. Она показала прямую кишку, мышцы промежности, клитор, малую и большую половую губы, мочевой пузырь, матку, мочеиспускательный канал, и это еще было так себе, но когда она только сказала вульва, то поднялся такой ржач, просто сдохнуть можно, никто даже не слушал, что она там базарила дальше. Возможно, она объясняла, что это слово обозначает наружные женские половые органы, но почти все продолжали хахалиться, за исключением ботаников на первой парте, а любимица Бочонка, Перина, будущая «репортерша», потупила невинно глазки. После того как ржание стихло, Ванек Марков крикнул: «Раис Владимировна, а не вольва, случаем. Оговорились, наверно?». Новый взрыв смеха.
«Нет, Вань. Я не ошиблась». – Сказала классная, часто дыша и стирая выступивший на лбу пот.
Дальше я уже не помню, что она рассказывала, да мне было и не интересно. Помню только, что никто больше не смеялся. Значит, ничего прикольного классная не ляпнула. Если бы меня кто-нибудь спросил, почему почти мы все ржали тогда на уроке, как чокнутые, я бы скорее всего сказал просто: было прикольно. Но это, по сути, не ответ. Это все равно, что ответить на вопрос: «Как прошел день» хорошо или плохо. За этими стандартными ответами ничего не стоит. Поэтому на вопрос о том, почему большая часть моих одноклассников гагалились, включая и меня самого, я бы ответил так: потому что когда сидишь в душном помещении
