Священник медленно прошел к доске, но, не вымолвив ни слова, начал доставать из своей сумки разную религиозную утварь. Скорее всего, он просто представил, что вокруг никого нет – некий способ самообмана, наподобие того, когда прячешь голову в землю и думаешь, что все в порядке. Первым делом, он достал какие-то странные бусы – только бусинки были размером почти с яблоко, и из дерева, с вырезанными в них в духе немецкого ренессанса изображениями одного древнего проповедника. Затем деревянную статуэтку в виде какой-то благородной девы – та была в высоту почти как тумбочка, а на месте рта – испачканное отверстие. Третьим предметом, выглянувшим из его магического ларчика-сумки, было кропило. Вслед за ней он достал кропильницу. Он повернулся спиной к публике, и, взяв в руки эти бусы, начал читать молитву:
– Да святится имя твое… да приидет царствие твое…
В этот момент, будто бы в экстатическом припадке, он задрал свою рясу, снял на глазах у детей засаленные трусы, и начал засовывать этих маленьких деревянных людей себе в зад. Туда-обратно. Туда-обратно. Учительница, сидевшая в метре от него, вальяжно распивала водку и со спокойствием удава смотрела на происходящее, тихонько посмеиваясь, и, вероятно, размышляя о том, какой она замечательный педагог. Некоторые дети в ужасе прятались под партами, а те, что были более хищными, снимали все на камеры своих «моторол». Священник, подустав от такого ритуала, принялся за женскую скульптуру. Он поднял ее в воздух, повернул ее вверх ногами, сам развернулся к детям, и начал всовывать в то самое испачканное отверстие свой потрескавшийся от знойного времени «прибор». Затем почувствовав, а, скажем даже, ощутив всеми фибрами души, что чего-то не хватает, сунулся в сумку, и достал оттуда радиоприемник, поставив музыку группы ACDC – Highway To Hell. Внезапно им овладел стыд, и он закричал: «о, отшлепай меня, душенька! о, отшлепай меня грешника!», и принялся бить себя деревянным чучелом по заднице. Затем впал в неистовство: поставил статуэтку на пол и начал творить нечто ужасное, сев на корточки; он предался самобичеванию, начал раскаиваться и просить у господа прощения; вырывать листы из библии, и очищать ими женщину от возникших на ней нечистот: «Не серчай на меня, это я сгоряча!» – приговаривал он.
– Дети, а как вы относитесь к публичному сжиганию икон?
Те промолчали.
– Ага! Вижу, что хорошо! – воскликнул поп, и достал из сумки иконы, и сбросил их в кучу около преподавательского стола, – сейчас мы будем сжигать святых!
Он достал маленькую емкость с керосином, облил ею иконы, и, воспользовавшись американской зажигалкой Zippo, к чертям собачьим поджег эти деревяшки. Достал папиросу, и прикурил от них. Когда пламя начало угасать, Епитимий достал свою кропильницу, в которой уже была наполнена вода, и начал