***
Ванда окинула взглядом открытый шкаф. Длинные рубахи из тонких полотен, богато расшитые золотом и жемчугом, сарафаны из бязи, атласа и парчи, душегреи, летники из цветной шерсти и шубы, украшенные большими пуговицами и вышитым орнаментом были куплены мачехой. Ванда предпочитала удобную мужскую одежду, что впрочем весьма ей шло. Худая, высокая, с волевым подбородком и редкими светлыми волосами до плеч, она больше походила на юношу и имела упрямый нрав, чем сильно огорчала матушку, душившую своей опекой. Бакуня посмеивался над их прениями и махал рукой – мол, перерастет, но с возрастом девочка становилась все норовистей и пропасть между ними только увеличивалась.
Целый день Ванда не находила себе места и даже попыталась уложить волосы, придав льняным, неровно остриженным прядям модную в этом сезоне гладкость. Воображение рисовало встречу – тёплую, трогательную и немного сумбурную.
Отражение посмотрело на Ванду с явным недоумением. Куда и подевалась озорная девчонка, c торчащей, как у мальчишки-сорванца, чёлкой! Вместо нее у зеркала стояла болезненно угловатая и блеклая жеманная девица с прилизанными коровой волосами. Праздничная рубаха болталась на ней, неподпоясанная, и даже на вешалке явно смотрелась лучше. Поцокав языком на манер матушки, Ванда скорчила рожицу вредному отражению и, поднявшись в мыльню ополоснула голову ушатом холодной воды. Обойдется Илья без потрясений, а то, чего доброго, доведет бедолагу до помешательства.
Два года Илья не возвращался в Малый Китеж и город без него опустел, как после чумы. В соседний дом въехал неразговорчивый дядечка средних лет, который спустя два дня поймал Ванду в своем саду и пригрозил надрать уши, если пропадет хоть одно яблоко. Больно надо, яблок Ванда с детства не ест!
Раскидистую яблоньку они с Ильей посадили в детстве. Непросто было справиться с привычкой перемахнуть, когда стемнеет, через изгородь, расположиться на нижней ветке, и любоваться звездами сквозь паутину сплетенных веток. Но в конце концов, это занятие, не сопровождаемое душевными разговорами, перестало её увлекать.
Илья объявился в июне, на её шестнадцатый день рождения – передал проезжим купцом письмо и зримое блюдце . Писал, что уже почти год, как не служит в княжеской дружине, работает теперь заклинателем по ту сторону и в Новограде бывает редко, что работа нелегкая, но платят хорошо, и пора бы ему жениться.
Ванду тогда словно укололи булавкой. Какое-то доселе неведомое чувство долго жгло в груди, а потом просто обвилось вокруг грудной клетки змеей и давило.
***
Высокие терема и маленькие избушки потихоньку тонули в сумерках. В окнах домов тускло горели масляные лампы. Улицы пустели. Ничто не нарушало полудрему провинциального городка. Ванда ждала Илью в условленном месте, у третьего окна самоварной, барабаня по столу пальцами и даже не притронувшись к медовым пряникам, хотя желудок жалобно урчал.
В