Вдох.
Комната пахнет сухим теплом, дровами и пылью, какими-то травами, алкоголем. Слышен треск поленьев, камин ли? Мой взгляд фокусируется на окне – вечереет, а за окном мрачные пики горных вершин, покрытые снегом. Занавески слабо колышутся, через приоткрытую щель в комнату проникает струйка свежего горного воздуха.
Я начинаю ощущать своё тело. Оно слабое и тяжёлое, пахнет спиртовыми настойками.
– Где я? – голос будто бы и не мой, слишком тонкий и тихий, прозрачный, как виток дыма от сигареты, которую кто-то затушил в соседней комнате.
С минуту царит тишина, под яркой лампой пожилая женщина с суровыми чертами лица, с головой, покрытой разноузорчатым платком, мешает в баночке какую-то мазь.
-В Омало, – почти без акцента отвечает она, сосредоточенно наблюдая за процессом.
В моей голове тысячи вопросов, но я послушно молчу. Хочется разрыдаться от непонимания всего происходящего, но чувствую, что моё тело на это не способно, оно не в состоянии больше испытывать тяжелые эмоции, оно так устало, так настрадалось. Женщина поднимает на меня взгляд – сливово-терпкий, как старый добрый императорский табак.
– Омало2, что в Тушетии, детка, – голос её смягчается при виде меня, – тебе надо отдыхать.
И мне хочется возразить, хочется задать вопросы, узнать, что и как произошло. Но я только покорно закрываю глаза и проваливаюсь в очередной долгий, глубокий сон.
В следующий раз я просыпаюсь рано утром, тело неприятно ноет. Делаю вдох полной грудью: дышится легко и спокойно, мягко. За окном плотным слоем висит туман, застилающий раскинувшиеся впереди горы. Шторы едва-едва колышутся, я одна в комнате. Картинка наконец-то складывается. Этаж второй, я улыбаюсь. Моя левая рука словно бы налилась тяжестью свинца. С каждым новым вдохом я возвращаюсь к жизни, в голове всплывают события недавнего прошлого. Я попала в аварию, да… это я помню четко. Что было потом, и как я оказалась в Омало остается для меня загадкой. Из соседней комнаты доносятся приглушённые голоса.
– Дорогу замело, даже лошадь по ней не пройдёт, – мужской голос низкий, тёплый, тёмный, с острой горчинкой, его хочется слушать и слушать, ноты терпкого полушёпота успокаивают.
– Что нам тогда делать с ней? – я узнала сухой, как неорошённая земля, голос ухаживавшей за мной бабушки.
– Оставить.
– Но-но! – бабушка издала череду малопонятных, но информативных звуков, – она не переживёт нашу зиму, отвези её в Телави3, Тагар.
– У неё нет выбора, – мужчина понизил голос до шёпота с хрипотцой, – сейчас трогать её нельзя, а когда она придет в себя все пути будут уже завалены снегом, она останется на зиму, Зарина, и ещё, – он замялся, я слышала, как он тяжело дышит,