Кейл пожала плечами, о чем-то на секунду задумавшись и прикусив губу.
Высокий лоб нахмурился. Почувствовав Кристинин взгляд, парень поднял темные, ничего не выражающие глаза, опять хмыкнул каким-то своим мыслям и отвернулся к окну. Кристина сжала под столом кулаки и наконец решила взять ситуацию в свои руки.
– Ирина говорили мне о каких-то стражах… О том, что она нашла меня благодаря каким-то способностям… И что я тоже…
Они с Тимофеем переглянулись. Кейл чуть подалась вперед, заглядывая в глаза, как на приеме первоклассного психолога, честно отрабатывающего свой хлеб, и произнесла негромко:
– Это Небесный огонь. Божественный свет, наполняющий все живое. Когда-то давно ангелы принесли его на землю людям вместе с чувством любви и благодати. Тем самым, что по сути и есть жизнь. Люди, умеющие видеть этот самый огонь и несущие его в душе, – их земные потомки, Стражи. По нему я тебя и нашла. Ты была одна в том здании…
«Здравствуйте, девушка! Простите, что напугал. Я путешествую по России. Я монах… Йогой занимаюсь… Нет, не той, где на головах стоят… Помните Веды?.. Возьмите, пожалуйста…»
Кристина помнила, как сомнительного вида личности маячили в толпе прохожих на Площади трех вокзалов. Иногда выцепляли в потоке людей задумавшихся зевак и пихали им в руки свои книжки, при этом искательно заглядывая в глаза, как верные псы. Религиозные фанатики. Вербовщики.
Таких девушка всегда пыталась обходить стороной, а если уж и случалось пройти мимо, глубже натягивала капюшон, торопливо заглушая звенящие голоса музыкой в ракушках наушников. Теперь же ей по иронии судьбы довелось сидеть с двумя такими рядом, за одним столом, и пить кофе.
Ей вдруг стало смешно. Нервически, до хохота, от которого запрокидывается к небу голова и слезы текут сами собой.
– Кто?! Я, может, не расслышала?..
– Все началось с крови… – начала она низким вибрирующим голосом, глядя девушке в глаза. – С одной горячей алой капли. Ангелы воевали против дракона, и дракон и его ангелы воевали против них и оказались низвержены…
Перед глазами возникла картинка, бесшумно и резко, точно мгновенно сменившийся кадр кинопленки. Равнина… Гладкое блюдце с приподнятыми краями, а может, срезанная горная вершина. Страшная, красно-бурая, как на старинных фресках.
Здесь шла своя неуступная борьба. Светом и тьмой. Мраком и явью. Несмешиваемыми с друг другом стихиями черного и белого.
Чернь напирала и лезла со всех сторон, широкими выпадами, резкими толчками разрывая расстояние. Перекатываясь, стелясь по земле подобно облакам едкого черного газа, они стремительно расползалась по траве, стремясь все дальше и дальше. Мрачные, темные силуэты, окутанные мглой. Бесформенные и пустые, с впавшими черными глазницами, они казались воплощением глубокой черноты, холодной обреченности и злобы. Безжизненные, лишенные сознания и чувств, они могли только двигаться