«Сначала этот непонятный химический шоколад, теперь еще квадратные гвозди… У немцев вроде пищевая химическая промышленность была охренительно развита. Заменители всего делали: и кофе, и чая, и шоколада… Или это моя паранойя?!»
Но я уже смотрел на нашего гостя совершенно другими глазами, выискивая в нем что-то такое, что могло бы выдать в нем диверсанта. «Рослый, выбритый, чистый и чуть надушенный… Ну и что? За собой следит, аккуратист. Может, он лучший в училище и все делает от “а” до “я”… Что еще?» Однако ничего в голову мне не шло. Командир-артиллерист был совершенно обычным, нормальным. Качать его, как в фильме «В августе 44-го» мне никак не удавалось. «Хотя… Что это у него баулов-то столько? Чемоданчик и сидор?! Это что за приданное? Ну пара белья, мыльно-рыльные принадлежности могут быть у выпускника. Из училища едет. Значит, обрасти имуществом просто не успел еще. Не семейный вдобавок. Что у него там может быть? Тушенки пару банок, хлеба каравай, картоха?» Тут я вспомнил, что лейтенант с напряжением стаскивал свой сидор с плеча. «Значит, тяжелый. А для такого лося тяжелый – это сколько килограмм? 10, 15, 20?»
Я буквально приклеился взглядом к этому мешку с лямками, далекому предку современного рюкзака. Под влиянием всех этих раздумий я вроде бы даже стал различать какие-то углы в сидоре. «Что же там за херня? Ящик? Коробка? Б…ь, что же я туплю?! Рация! Конечно, рация! Размер вроде подходящий. Да и время самое то! Восемнадцатое! Сейчас спокойно приедет, снимет комнатушку в городе… И в этой же самой форме даст всем жару. А если еще он не один, а с друганами?» С каждой новой секундой нарисованная мною картина опасного врага становилась все более живой и явной, заставляя меня верить все сильнее.
Однако как бы мне не хотелось, но сделать я ничего не мог! От слова совсем! Правда, когда он на несколько минут вышел оправиться, я все же осторожно пнул ногой по этому сидору. «Б…ь! Он что там, камней, что ли, наложил? Больно ведь… Походу, все-таки рация… Вот же гад! Вообще охренел! Ничего не боится. Наглый! Не по лесам шарится, а в купе едет», – честно говоря, я до глубины души поразился самообладанию этого человека, если он действительно был немецким диверсантом.
«Черт, черт, надо хотя бы попытаться». Я всю ночь не мог толком спать, строя в голове самые фантастичные планы разоблачения и поимки хитрого врага. К сожалению, я промучился так до самого утра, но так ничего и не придумал. Оставалось положиться на волю случая.
Выходили мы из вагона все вместе. Наш попутчик, о чем-то рассказывая соседям из другого купе, медленно спустился на перрон и остановился около вагона. Он положил рядом с собой чемоданчик и закурил, словно чего-то ожидая.
Я же, бледнея от отчаяния, что ничего нельзя сделать, во все глаза всматривался в снующих мимо людей.