– Хочешь сказать, что кто-то предупредил?
– Нет. Хочу сказать, что станка у него не было. Вот ты: умный человек, гораздо опытнее меня, ты можешь предположить, что розыски печатного станка, это ширма. Предлог. Обманное движение. Приманка, следуя за которой такие как мы, выполняем работу, о результатах которой даже не подозреваем. Я ни за что не поверю, что ты Паша, никогда не задумывался над этим вопросом.
– Э-ка тебя занесло, брат, – хмыкнул Павел Иванович, – Отчего подобные мысли в голову лезут? Уж не заболел ли? Наверное, заболел. Вижу – знобит.
Салтыков покачал головой.
– Прозрел я. Или устал. Сам не знаю. Раньше себя жалел, хныкал. Теперь – нет. Злоба какая-то появилась необъяснимая. Да не уходит, а копится. Вот смотрю я на человека, а вижу в нем лишь препятствие. Порою так и хочется на пустом, казалось бы, месте, какой-нибудь допросец с пристрастием учитить.
– А-а-а-а, ты про это, – Мельников провел ладонью по гладко выбритой щеке, – Видел я как ты Щедрину вмазал.
– Вот именно, – кивнул Салтыков, – Знал бы ты, Паша, как надоело мне все. Второй год этим делом занимаюсь. Даже отказаться пытался, ан – нет. Обязали ввиду моей особой, видите ли, сообразительности.
– Шутишь?
– Если бы, – Салтыков вздохнул, пропуская сарказм товарища, – Уже не одну тыщу верст исколесил по губерниям, рапортов триста накатал, и еще, чувствую, написать придется.
Мельников хмыкнул:
– И народу арестовал предостаточно.
– Какой там народ! Ладно бы душегубы всякие, а то половина из них – старики да старухи древние. Им бы дома сидеть, с внуками нянчиться. Ан нет, – одна дорога у меня для них, – в кутузку! Думаешь, поделом?
– Шутить изволите? Молва о подвигах ваших служебных, Михал Евграфыч, и до наших мест докатилась.
– Не уж-то? – отмахнулся Салтыков.
Мельников утвердительно кивнул:
– Дескать, разъезжает по здешним губерниям некий чиновник с особо секретным министерским поручением. Где какой непорядок обнаруживает – карает нещадно. Взяток не берет. Рапорты из каждого города отсылает пачками. А главное – сам-то он – под надзором за политику!
Мельников отхлебнул с ложечки, внимательно посмотрел на товарища и продолжил:
– Все тебя боятся, Мишенька!
– Думаешь, слава меня интересует?
– Думаю, выслужиться желаешь. Прощение государево вымаливаешь. Скажи спасибо, что не отдан ты в солдаты за свои вольнодумства, не упечен под пули на Кавказ. А Вятка по сравнению