Снова раздалось пение соловья. Он открыл дверь и на этот раз уже все семейство стояло у его порога. Светлана Семеновна и ее детишки с большим домашним тортом в руках проследовали в гостиную. Светлана Семеновна остолбенела еще в проходе.
– Что-то не так? – поинтересовался он, озадаченно глядя на женщину.
– Родной, ты когда последний раз уборку делал? – возмутилась Светлана Семеновна.
Он нахмурил лоб, припоминая.
– Перед отъездом.
– Четыре месяца назад?!
– Кажется, – он пожал плечами.
– Ну, так дело не пойдет, – Светлана Семеновна унесла торт на кухню, было слышно, как она тяжело вздыхает. – Дети, принесите из дома моющее! – наверное, она увидела гору посуды в раковине.
Светлана Семеновна буквально оккупировала его квартиру. К уборке она подключила всех, никто не остался без дела. Мальчики ответственно мыли полы, Даша делала вид, что протирает пыль, ему досталось самое тяжелое – стирка, глажка и мусор. Сама же Светлана Семеновна занялась кухней и ванной, успевая при всем готовить ужин. Повезло, что мама затарила холодильник, иначе сердобольная женщина пожертвовала бы свои продукты бедному студенту.
Во время уборки окна были открыты. Морозец пробегал по коже даже во время глажки. Но юношу это не беспокоило, он словно не чувствовал холода. Ему было непривычно видеть бегающих детей в своей квартире, безнадежно гоняющегося за ними Пончика, непривычен был даже запах – с кухни вкусно тянуло котлетами.
Он вдруг понял, что почти совсем перестал есть.
Наступило утро понедельника. Глаза как обычно ничего не видели. Он снова проснулся за три минуты до будильника.
Невкусный горький кофе из банки помог ему отогнать сон. Из соседней комнаты послышался грохот, затем быстрый топот маленьких лапок по паркету. Это был Пончик. Он щурился от яркого света на кухне. Котенок сел напротив юноши и тихо и пристально смотрел. Этот взгляд пугал его.
Градусник за окном показал всего минус десять градусов. Юноша облегченно выдохнул, оделся и покинул квартиру.
Он ежедневно садился в автобус на конечной остановке. Людей на ней как всегда было много. Они снова обливали грязью водителя за то, что тот долго едет и заставляет людей мерзнуть. Когда автобус подошел, он залез в него последним и встал у окна. Двое мужчин спинами прижались к нему. Такая близость злила его, но ничего нельзя было поделать – с каждой остановкой народа становилось все больше.
В окне он мог разглядывать отражения. Пассажиры показались ему на удивление тихими и сонными. За неимением другого занятия он стал разглядывать в окне себя. Тощее, как у матери, лицо с будто насильно натянутой на череп кожей показалось ему омерзительным в совокупности с синими