Тафур дал себя перевязать и с невеселыми мыслями улегся на койку. Он поступил безрассудно. Чистым безумием было преследовать генуэзцев, и даже не потому, что он рисковал своей жизнью, а потому, что от его благополучия зависело слишком многое. А если бы его сбросили за борт вместе с цирконом и письмом герцога? Никто бы не узнал о его судьбе ни во Флоренции, ни в Санлукаре. Хотя, по правде говоря, во Флоренции и некому ждать от него вестей, кроме каноника. Впрочем, Фичино строго-настрого запретил ему писать.
– Брат Бернат, – позвал он лекаря, – я должен попросить вас еще об одной услуге сверх тех, которые вы мне уже оказали.
Госпитальер приподнял голову над сумкой, куда начал складывать свои вещи:
– Если это не идет вразрез с моими медицинскими рекомендациями, то вы можете на меня рассчитывать.
Тафур вновь испытующе взглянул в глаза арагонцу. Кому-то надо довериться. После того скандала, что он устроил в трюме, шкипер Маркус, должно быть, уже не испытывает к нему былого уважения.
– Мне необходимо срочно отправить письмо в Испанию, и я хотел бы попросить вас помочь мне в этом, поскольку я не могу сойти на берег в ближайшем порту. Разумеется, если это вас не слишком затруднит.
– Нисколько, ваша милость, нисколько… Жаль только, что вы не сказали мне о вашей нужде раньше, когда мы еще не отплыли с Корфу. Я сам сегодня утром отослал письма моему знакомому в Италию.
Тафуру показалось, что он ослышался.
– Я полагал, мы достигнем Корфу только в четверг, брат мой. Или в среду к вечеру, то бишь завтра.
Арагонец уставился на него с таким видом, будто внезапно засомневался в успехе своего лечения.
– Сегодня пятница, дон Педро. Вторая пятница Великого поста. Скоро сюда придет капеллан флотилии, чтобы причастить вас и исповедать.
Так, значит, он провалялся в лихорадке три дня и три ночи. Только Провидение спасло его. По-видимому, Господь бережет его для иных дел.
Я не осмелился бы просить у тебя прощения за столь долгое молчание, случись оно по моей вине. Я был болен и только сегодня снова чувствую себя здоровым благодаря заботам одного рыцаря, сведущего в медицине, который плывет вместе с нами. Прости, что сообщаю тебе об этом так вдруг, но точно так же вдруг и я оказался в постели в тот последний вечер, когда писал тебе письмо, а потому предпочитаю сразу покончить с этим и не держать тебя в неведении. Меня свалила лихорадка, которую я подхватил еще на суше, и предвестником ее была страшная слабость, которую я приписывал морской болезни. Но сейчас я уже совсем поправился и сегодня, впервые после шести дней заточения в каюте, поднялся на палубу. Пишу тебе, наслаждаясь солнечным светом и поистине целительным ветром, увлекающим нас все дальше на восток. Завтра или послезавтра я уже смогу сойти на берег, хотя больших портов