Одолев очередную ступеньку, он вытащил шпагу, чтобы при необходимости сразу атаковать. Но когда до верха оставалось совсем немного, его рука вдруг соскочила со скользкой ступеньки, веревочная лестница обкрутилась вокруг него, и он повис на одной левой руке над морской бездной. Сжав зубы, он пытался ногами нащупать ступеньку. И увидел, как, лавируя между телами спящих матросов, две тени бегут туда, где они уже побывали: к лестнице, ведущей внутрь корабля. Эти мерзавцы спустились по второй лестнице. Они провели его, как ребенка.
Он спустился на палубу и, тяжело дыша, на несколько мгновений присел на корточки. Потом стремительным рывком достиг лестницы, сбежал по ней вниз и резким движением раздвинул овечьи шкуры. Одеяла, подушка, сумка на своем месте, на полу возле изголовья валяется лист бумаги. Он поднял его и положил на столик, потом проверил сумку: золото Медичи было на месте. В другом конце коридора по-прежнему раздавался храп рыцаря-госпитальера. Тафур услыхал шорох за спиной и вернулся в темный коридор, пройдя его до конца. На этот раз они попались. Они прятались внизу, в орудийном отделении.
Он задержался на последней ступеньке, вглядываясь в полумрак, окутывавший отсек. Порты были задраены, однако сквозь щели внутрь проникал лунный свет, и его блики играли на неподвижных бронзовых жерлах. Тафур двинулся вперед, тыча шпагой вправо и влево: они наверняка надеются напасть на него с тыла или же одновременно с двух сторон. Мерзавцы, воры, пройдохи… Во имя Господа и Пресвятой Девы. Но что это там блеснуло в темноте? Чей-то сапог опустился на пол, и тут же кто-то кашлянул. Вновь блеснул металл в свете луны. Те, кого он преследовал, не носили сапог. И не кинжал предателя мелькнул перед его глазами. Нет, здесь снова находился призрак дона Фадрике.
Тафур опять шагнул вперед, делая веерообразные движения шпагой. Звуков чужих сапог больше не было слышно. И клинок его врага растворился во тьме. Он остановился в конце орудийной галереи и почувствовал, как по его спине пробежал холодок. У самых его ног зиял открытый люк, ведший в трюм, словно разверстая могила.
Он начал спускаться, так широко раскрыв глаза, что у него заболели веки. Достигнув последней ступеньки, он поднял шпагу и ощутил, как что-то задело костяшки его пальцев, словно его руки коснулась летучая мышь. Но кто развесил овечьи шкуры в самом грязном помещении корабля? Он отодвинул их в сторону и невольно зажмурился от света пламени, горевшего между бочками. И словно превратился в соляной столб.
В глубине трюма дюжина рыцарей столпилась вокруг какого-то ящика. Все они были в плащах с надвинутыми на лица капюшонами и держали в руках обнаженные шпаги. На ящике было