Радость померкла.
– Поздно, – вынесла приговор она.
– Для любви нету «поздно».
То же самое Маша сказала и Врубелю.
«А если нету поздно?»
Но оказалось, что поздно – есть.
– Мир, прости меня, – попросила студентка. – Но я… не люблю тебя больше. Я любила тебя на первом курсе. И на втором… Ты не обращал на меня внимания. А я думала, что люблю тебя, но…
Мир Красавицкий – самый красивый парень их института – был невзаправдашней любовью.
Маша любила его как книжный идеал, любила тогда, когда еще не жила, а только мечтала о любви в стеклянном аквариуме своего одиночества.
Но даже ее книжные фантомы – мечты о сказочном, фантастическом булгаковском мире – оказались на поверку более реальными, чем ее надуманная любовь к реальному Миру.
– Я люблю другого. Прости.
– Я прощу тебе все, что угодно. Я же люблю тебя, – сказал он.
– Нет. Ты не знаешь, – возразила она. – Я жду ребенка! От другого мужчины. От Михаила Врубеля. Он умер…
Машина Страшная Тайна вырвалась наружу, облеклась в слова. Слова разрослись, наводнили комнату.
«Что делать?!»
Она ждала ребенка от мужчины, похороненного столетье назад. Она ждала ребенка, и кабы ее мать знала об этом, отвлечь ее от морального уничтожения дочери, «принесшей в подоле», не смогла бы и Землепотрясная Даша. Она, двадцатидвухлетняя, почти изгнанная из дома, почти разжалованная из Киевиц, ждала ребенка и отчаянно не знала: как жить?!
– Ну и что? – пожал плечами Мир Красавицкий. – Это ничего не меняет. Для меня – ничего. Я люблю тебя. Я усыновлю твоего ребенка.
Странно.
Его презрение к Машиной тайне прогнало из комнаты страх.
– А как ты узнал, где я живу? – спросила она.
– Это было не трудно.
– Логично. В институте. Я рада видеть тебя.
– Ты рада? – В словах не прозвучало вопроса – одна грусть. – Ты правда рада мне? Это возможно? Ты ж знаешь, кто я.
Вопрос появился:
«Можешь ли ты простить меня?»
– Я рада, поверь. Я так рада, что ты жив! – едва не заплакала Маша. – Я знаю, из-за тебя погибли двое. Но ты не совсем виноват… Кылына обманула тебя, использовала. А потом… Ты готов был пожертвовать жизнью ради меня. Но какое счастье, что тебе не пришлось жертвовать жизнью!
– Дай мне еще один шанс, – сказал Мир Красавицкий.
– Бери. – Маша мягко положила руку ему на плечо.
– Нам нужно поговорить. Мы можем поговорить с тобой здесь? – Он прислушался к ушераздирающим крикам.
А Маша смутилась – трусовато отдернула руку.
«Поговорить?»
В таких костюмах и галстуках мужчины обычно делают предложение.
– Нет. То есть да, – зачастила она. – Но не здесь. Нам лучше тихо уйти. И побыстрей. Иначе… – указала она рукой в сторону крика.
Миру не стоило попадаться на глаза ее матери!
На глаза Даше – тем паче!
Ковалева сильно подозревала: при виде воскресшего сатаниста Землепотрясная Чуб заорет в унисон с ее мамой, и не могла даже заподозрить,