– Вы забываетесь!!!
Катины сведенные брови стали похожи на крылья.
Ноздри раздулись. Черные самовластные глаза изничтожили ту, что осмелилась переступить границы Катиных частных владений.
В общественной жизни Катя, бывало, использовала свою красоту как валюту (что, впрочем, случалось не часто). В жизни частной – высокомерно презирала свою слишком красивую внешность (а бывало, и ненавидела ее).
Комплименты вызывали у Кати тоску. Столь свойственное женщинам желание нравиться не заглядывало к Кате в гости. Катя и так нравилась всем. Точнее, не нравилась!
Она поражала!
И это всеобщее поражение, порождавшее понятный протест, бунт, партизанское движение и революции, обычно приносило красивой Кате одни беды, как в личной, так и в общественной жизни.
– Неужели, – презрительно спросила она, – я похожа на женщину, которая хочет кому-то понравиться?!
Катя поправила деловитый ворот-стойку полумужского, дорогого, престижного – вызывающе некрасивого костюма. Провела по зализанным назад волосам. До недавнего времени она носила короткую стрижку. Но волосы и ногти Киевицы обладали неконтролируемым свойством отрастать за пять-шесть часов. И с волосами Катя перестала бороться (ногти же стригла два раза в день – утром и вечером!)
– Вы похожи на чистокровную ведьму, – раболепно прошептала Василиса Премудрая, опуская глаза. – В XV веке вас сожгли бы за вашу красоту на костре. И были бы правы. Красота украинок известна на целый свет… Но чем объяснить такое скопленье красивых женщин на одной территории? Ответ прост: у нас инквизиции не было. Ведьм сжигали на западе. И в России и в Украине к ведьмам всегда относились весьма толерантно. Иностранцы сами уничтожили свой генофонд, теперь ездят за женами к нам. Но вы, вы, Екатерина Михайловна…
Высокая, длиннобровая, изумительная Катя длинно вздохнула.
– Послушайте, раз красота – не доказательство, зачем о ней говорить? – усекла начатую в ее честь оду она. – И если вы пришли сюда для того, чтобы сказать, что я красива, как ведьма, вы зря потратили время.
– Если половина киевских ведьм за вас Трех, то лишь потому, что вы так красивы! – взволнованно возразила ей Василиса Андреевна. – Они видели вас на Купалу. Они верят в вас! В вас, Екатерина Михайловна. Я пришла к вам, чтобы сказать: Киевицей будете вы. Только вы. Одна вы. Я не могла сказать это вчера, в присутствии Дарьи Андреевны и моей студентки. Но вам следует знать это. И быть готовой к проблемам, которые непременно возникнут, когда Дарья Андреевна и Ковалева узнают…
– Что им не быть Киевицами? Почему вы так уверены в этом? – спросила Катя.
Уверения Васи ей не понравились – практически теми же самыми словами о ее избранничестве черт Кылыны когда-то заманил Катю в ловушку.
– Я верю в пророчество о Трех, – сказала Вася. – Но именно оно, увы, и ввело нас всех в заблуждение. Вас Трое… Хоть меня сразу смущало, что среди вас моя студентка. О, я слишком хорошо ее знаю! Ковалева инертна, пассивна, труслива, слаба. Она б не смогла стать даже достойным историком.