Сейчас осознаю, что мои действия были слишком вызывающими для той сущности, в которую я по прежнему верю. Своего рода предупреждением или же «предикатом» будущих событий, которые мы все и навлекли. В таком положении я пробыл более 9 часов, если опираться на собственное ощущение времени, и, в какой-то момент, окончательно вырубился. Когда очнулся – услышал крики старого батюшки местной церкви. Туман рассеялся и стало ясно, что я нахожусь в середине болота, на крошечном клочке земли, который со временем уменьшался ввиду повышения уровня болота. Иосиф, так его звали, посоветовал не двигаться и со всей возможной для своего большого веса и преклонного возраста скоростью побежал в деревню звать на помощь. Пришли 3 мужика с длинной деревянной лестницей и просто перевалили ее на островок, где я был. Дальше никаких сложностей не возникало. Разве что в моем разуме, который окончательно убедился в ненормальности происходящего.
Когда пришел обратно в деревню, запечатлел невероятный ужас в глазах всех людей пребывающих на улице. После расспросов я понял самое страшное из всех возможных исходов – моя мать и отец пропали, как и все остальные, кто вчера уходил на поиски. С того момента моя жизнь переменилась, и желание узнать любой ценой смысл происходящего пронзило мою грудь жарким пламенем, при этом имея уверенность в своем бессилии. Я остался жить с бабушкой, в город возвращаться было не к кому, да и незачем. Наступили серые и страшные будни, ожидание смутило всех и только пугало отсутствием событий. Большинство жителей деревни, через короткое время после этих событий, уехало в города и на месте в прошлом процветающего села, которого за его дружелюбие соответственно и прозвали «Дружбой», остался старый никому не нужный округ полупустых домов с такими же полупустыми лицами полумертвых людей.
Со временем то желание осталось неприятным отголоском во все еще рьяно бьющемся сердце. Я осознал, что никогда не смогу докопаться до сути без риска для собственного здоровья и сохранности села. Я допустил легкомыслие и слабость характера, ведь мог отбросить подобные мысли, но уныние