К тому моменту мы уже привыкли к частым визитам уполномоченных, приходивших зачастую пьяными. Их вороватые морды блестели от самодовольства, когда они садились к нам за стол и требовали отца купить очередные государственные облигации. Отец не противился и покупал бумаги, благо на тот момент денег еще хватало. Мы платили сельхозналог, но не были готовы отдавать хлеб по «пятикратке», что отец прямо высказал на одном из сельских собраний. В ответ над ним посмеялись и посоветовали уехать из деревни, дабы не оказаться без того самого хлеба вовсе.
– Да куда мы уедем? – вздыхал отец, заходя в избу. – Столько крови я вложил в эту землю, а до этого и отец, и дед мои здесь все обживали. Как бросить все это?
– В Новгороде у меня есть родня, – мать суетилась, накрывая стол, – помнишь Лиду, двоюродную сестру по маме? Она давно там обосновалась, замуж вышла за горожанина. У них там и дом есть. Можно ей написать.
– Стеснять честных людей с нашей-то оравой?! – отец стукнул кулаком по столешнице. – Не в том мы положении, Таня, чтобы сбегать, как крысы.
– Детей твоих из школы выгоняют, – подала голос бабушка, лежавшая на печи, – того и гляди, из-за твоего упрямства неучами вырастут.
– Ну и черт с этой грамотой! – Женька вскочил со скамьи. – Вот я аж семь классов закончил, а толку? Пока я зад на математике просиживал, отец один в поле горбатился!
– Школа тебе не помогла, – Настя хихикала, – а вот я люблю учиться, но мне больше не дают, говорят, что я скоро вообще уеду отсюда, а все наше хозяйство передадут в колхоз. Мне еще подписку на журнал предлагали, если я буду рассказывать о том, где у нас золото спрятано. И я не пойму, какое золото? Ведь нет его.
– Плохи дела, – лицо отца помрачнело, а между бровями образовалась складка, – если такие слухи о нас ходят. Придут – все разворошат, а золота не найдут. Значит, во всем нас обвинят, дескать, мы своё богатство от честных людей скрываем.
– Что же делать? – этот вопрос безмолвно витал в воздухе, и никому не требовалось его озвучить.
Во время этого разговора я сидел молча, ибо сказать мне было попросту нечего. Мысли мои занимали проклятая река и странный человек, образ которого частенько преследовал меня во снах. Я больше не рассказывал об этом, считая, что раз уж мне никто не поверил, то пытаться больше не стоит. Иногда ночами я просыпался и долго лежал неподвижно, ловя каждый шорох в ночи. Мне мерещился его бледный силуэт за окном. Казалось, что он все это время находился где-то поблизости, дыша мне в затылок, скрываясь в тени всякий раз, когда я был близок к тому, чтобы его заметить. Я разрывался между двумя крайностями. С одной стороны, пытался вникнуть в житейские проблемы, понимая, что существует