Спустя пару часов гости стали расходиться по домам, выражая горячие соболезнования дедушке и дяде Диме. Те рассеяно кивали, поглядывая друг на друга; было заметно, что им не терпелось начать расследование и узнать имя гражданина, который, вероятно, был их родственником.
Уже сидя на пассажирском сидении в машине отца, я сказала ему, что планирую сегодня переночевать у бабушки. Тот не стал возражать и лишь поинтересовался, почему я не сказала об этом раньше, ведь тогда я могла бы сесть в машину к дяде Диме, который как раз отвозил её и дедушку домой. Я пожала плечами и забормотала что-то о своей феноменальной забывчивости, уткнувшись в телефон.
Бабушка жила на проспекте Пархоменко – совсем недалеко от Муринского ручья. Так что спустя двадцать минут я уже набирала номер квартиры в домофоне, поглядывая через плечо в сторону отца, который решил не выходить из автомобиля и ждал, когда я зайду в дом. Бабушка встретила меня, уже облаченная в свой излюбленный желто-зеленый халат в клеточку. На кухне слышался свист закипающего чайника, а в гостиной шумел телевизор.
– Я рада, что ты пришла, – она заключила меня в объятия, – Миша не стал заходить домой, поэтому у меня было время приготовить все необходимое. Пойдем на кухню.
На столе уже стояли чашки и вазочка с печеньем. Бабушка сняла чайник с огня и залила заварку кипятком. Я осторожно отхлебнула напиток, при этом поглядывая на бабушку, в привычных действиях которой ощущалась некая нервозность.
– Сейчас мы пойдем в мою комнату, – она собрала посуду со стола, намереваясь помыть её позже, – там лежит папка со старыми записями, я нашла их в сундуке с фотографиями, когда год назад разбирала вещи деда Анатолия.
– Это связано с тем мужчиной? – я ощутила прилив необъяснимого волнения.
– Да, – бабушка направилась в сторону гостиной, в конце которой находилась смежная дверь в её спальню, – предупреждаю заранее: тебе придется потратить не один день, для того чтобы отсортировать и прочитать все, что там написано. Я сама толком не читала их.
– Военные дневники, да?
– Не похоже.
Бабушка впустила меня в просторную светлую комнату, оставленную в кремовых тонах. На мягкой двуспальной кровати лежала толстая картонная папка темно-красного цвета. Из нее выглядывали края пожелтевших ветхих листов, исписанных темно-синими чернилами. Ведомая любопытством, я села на краешек кровати и взяла папку. От неё веяло стариной, несущей в себе какую-то мрачную тайну, создавалось ощущение, что тот, кто сделал эти записи, не хотел, чтобы они были прочитаны кем-то посторонним. Я провела рукой по твердой обложке, ощущая неровности сколотой краски.
– Я стерла с неё пыль, – приглушенный голос бабушки донесся до меня будто сквозь водяную толщу, – но многие листы очень грязные, так что будь осторожна.
Кивнув