Тихомир Иваныч не покидал укрытия, хотя зло, скрывающееся в недрах такого жуткого места, возможно, совсем рядом, уже знало о его присутствии. Возможно, даже само вело старика, чтобы отомстить после случая с вторжением в деревне. Фёдор, вернее, то, что когда-то было им (правда, человеческие черты он не потерял – стрижка «Горшок», целая рубашка со штанами, кроссовки с тремя полосками и кожа без единого прыща, натянувшаяся на продолговатом лице) тоже чувствовал чужую, но по-своему родную энергетику, ибо манящая его сила резко отличалась от привычного, скажем так, доброго мира. Однако, сопротивляться не было сил.
Губы Фёдора едва шевелились, ему не требовалось кричать, чтобы запустить реакцию, которая не заставила себя долго ждать. В первые мгновение не было ничего, кроме невнятного бормотания. Через минуту рунического диктанта по всем поверхностям пошла легкая вибрация. Дальше она начала бешено нарастать. Когда у Тихомира затряслись кишки, а весь обод двери расчертил мертвецкий синеватый луч, старец понял, что промедление и страх, сковавший тело, превратят в пепел всю их экспедицию и гибель Джека, о которой он ещё не догадывался, станет напрасной.
Потребовалось чудовищное усилие, чтобы рука деда добралась до мешковидной походной сумки. Он прощупал содержимое, удостоверившись в наличии нужной ему вещи, и на какой-то момент переключил мысли на Фёдора, сильно зажмурившись, будто собирается разорвать его на части. Тщетно. Между призывателем и саркофагом установилась слишком прочная связь, чтобы кто-нибудь извне смог нарушить её, чересчур прочная. Лоб старика разгладился, и его взору предстало зрелище, куда хуже, чем было до опущенных век.
Огненный свет проник в тело Фёдора. Тот неестественно прогнулся назад, не выдержав напора. Зарево циркулировало энергетическим потоком от двери к призывателю и обратно. Тем временем, дрожь превратилась в землетрясение. Ещё пара мгновений – и навсегда замурованное нечто по ту сторону выбралось бы наружу.
Рука Тихомира на этот раз гребком нырнула в сумку и вернулась в прежнее положение уже с запасным планом – обрезом. Старец не особо доверял этому способу, несмотря на то, что проговорил тонну молитв и окропил ствол святой водой. Он и сейчас перебирал всех святых, мучеников и обращался ко всем известным богам, вплоть до африканских племенных, параллельно взводя курок.
Иваныч выпрыгнул из укрытия в полный рост, будто приготовившись к последнему бою в своей жизни.
(Федя, прости меня) – проговорил он про себя.
Раздался грохот выстрела, за ним сразу же последовал второй, после которого дед машинально забросил ещё пару патронов 12-го калибра.
И не зря – первые залпы достигли цели: картечь разнесла часть головы, отбросив ошмётки из волос с кожей в дальний угол; челюсть